— Нет, только громко. И я рада, что ты меня не осуждаешь. — Она легко встала, прошлась по комнате и обняла его за шею. — Я так намучалась, а теперь — пусть помучаются они, ты согласен?
Он был согласен. Почему бы и нет? На всякий случай он договорился со всеми билетными кассами. Если бы дело не пошло, то он увез бы Лялечку на юг, к морю, а потом быстро согласился бы на перевод в другой город. И оттуда — из Сочи — сразу в новую жизнь. Долой дворников! Он был согласен. Оставалось только уладить вопрос с внучкой. Проще всего было нанять няню. Потому что одна бабушка была неблагонадежной, а другая — в скором времени могла перестать быть бабушкой… Но та, которая могла перестать, неожиданно засопротивлялась:
— Нет, Виктор Федорович. Нет и еще раз нет. Я не могу отдать Ларису в чужие руки. Вы столько сделали для меня лично, я ни в чем не нуждаюсь, поэтому я могу и не работать некоторое время. Отгулы накопились, отпуск. Так почему бы нам с Ларисой не провести время на природе? Заодно и за детьми нашими пригляжу, подкормлю их там домашним… И согласитесь, при мне они будут вести себя куда скромнее. — Поджатые губы, блузка, застегнутая под самым носом. Интересно, сколько ей лет? Они, должно быть, ровесники? Значит, молодая старушка? Старушка, всю жизнь прожившая без признаков возраста?
Глебов развеселился, потому что предложение Марьи Павловны ему понравилось. Во-первых, оно ничего уже не могло изменить, а во-вторых, пусть действительно приглядит там за ними, в колхозе…
— Снимайте дом. Я завезу продукты по списку. Отдельно для маленькой, отдельно для вас. Ну а с этими поделитесь своим, — легко согласился он. — Но дом чтобы самый приличный. Чтобы не дуло… И всякое такое.
— Лето, — сухо, но игриво улыбнулась Марья Павловна. — Лето же… Только детям вы скажите сами. Потому что они считают, что я и так их слишком опекаю. Или пусть будет сюрприз? — Она снова улыбнулась, тоже игриво, но уже как-то виновато, заискивающе. Впрочем, так Глебову улыбались все. Он привык не обращать на это внимания. А на Марью Павловну смотрел лишь потому, что скоро, очень скоро он должен будет ее забыть. И это тоже веселило и радовало.
— Ляля, свекровь туда поедет с Ларисой. Не против? — настороженно спросил он, перезванивая дочери тотчас же.
— Это не главное. Главное, чтобы, поехали ВСЕ. ВСЕ они…
— Так пусть?
— Пусть, — спокойно согласилась она. — Обязательно надо, чтобы поехала Жанна. Папа, это можно организовать? Ну, чтобы партия ей что-нибудь сказала или комсомол поручил? А то она не разделяет общего восторга…
— А если без цирка? — спросил Глебов.
— Зато я буду послушной девочкой следующие двадцать лет. Обещаю. — Она хихикнула и добавила: — Это даже странно, что ты так неуважительно называешь свою контору. Или это, чтоб никто не догадался, что эта песня о тебе… — пропела Ляля и положила трубку.
Последующие двадцать лет. Вот они почти прошли. И Ляля сдержала слово. Она была послушной. Послушно всплывала в памяти. Послушно разговаривала, смеялась, жила… Она даже любила его, Глебова, все эти годы. Она сдержала свое слово. А Глебов помог тогда притащить в стройотряд Жанну. Без цирка. Малой кровью.
— Я — отец Ляли. — Он встретил ее на улице, возле института, а мог бы вызвать в кабинет. Имел все основания.
— Очень почетное звание, особенно с учетом… — Она криво усмехнулась… И разбила Глебову сердце. Он был уже большой мальчик, он хорошо знал себя. Годами прислушивался… Изучал, а потому понял все сразу: простая девочка Жанна, блеклые губы, размытые черты лица, склонность к полноте и борьбе за переустройство мира. Но это была женщина, которая предназначалась только ему, Виктору Федоровичу Глебову. Видел ли он ее раньше? Помнил ли? Там, во дворе, в беседке, в объятиях Кирилла… Опять проклятый Кирилл! Это было даже странно, что все его любимые женщины прошли через руки дворника.
Любимые женщины. Он сказал это себе сразу. И с тех пор не возвращался к пересмотру этой оценки. Никогда.
Но что он мог ей тогда предложить? И что она могла от него принять? И поняла ли она, что с ним тогда случилось? Случилось как раз в ту минуту. В то лето…
— Я хочу, чтобы вы поехали в стройотряд. Иначе ваша комсомольская характеристика пострадает. Потому что после всего, что вы говорили, вам не место…
— В социалистическом обществе? — удивилась она. — Надо же… А я как раз думала, что возвращение ленинских норм — это и есть норма…
Глебов так часто слышал эти слова, что ему даже стало смешно. Какие нормы? О чем? Стабильность — это выполнение правил. А не пересмотр их. И только так можно удержать себя, удержать других, удержать страну.