Ганс: Беспокоит! Чего беспокоиться за сантехника? Он любого доктора за пояс заткнет. Я имею в виду заработок.
Мицци: А что, Гансик, если он достигнет большего? Почему бы и нет?
Ганс: Почему бы и нет… Если пробьется. Я тоже не думал, не гадал, что буду когда-нибудь ремонтировать эти засранные дома.
Мицци: Полно, Гансик. Нам-то уж грех жаловаться.
Ганс: Да я генералом бы стал! Если бы эти говнюки войну не проиграли. Я был бы генералом!
Вилли: Особенно по ночам.
Ганс: Не зубоскаль! Что ты знаешь? Что ты видел?
Вилли: Куда уж мне. Что увидишь со дна окопа?
Эрна: Не скромничай, Вилли. Ты был тяжело ранен.
Ганс: Так тяжело, что больше носа не высовывал.
Вилли: Уж не хочешь ли ты сказать, что я уклонялся?
Ганс: Нет, Вилли, Бог с тобой. Ты все правильно делал. Главное, мы живы. Твое здоровье!
Пьют.
Томми: Слыхала?
Анна: Классно.
Томми: Да нет. Я про этих, сзади.
Анна: Нет, не слыхала.
Томми: А надо бы.
Анна: Зачем?
Томми: Чтобы поняла, почему все это должно взлететь на воздух.
Анна: Как у тебя с головкой?
Томми: А тебя это не достает?
Анна: Я не слушаю.
Томми: Это же выхлоп буржуазных кишок. Гнилой дух истеблишмента. Дрисня позднего капитализма. Принесу тебе кое-что почитать, тогда поймешь, что вообще происходит.
Вилли: А что происходит?
Томми: Ничего.
Вилли: Так чего же ты шумишь?
Ганс: Вообще… эта музыка…
Эрна: Я тоже не люблю такую.
Вилли: Как только под этот грохот можно любезничать с девушкой?
Лизель: А ему и любезничать не надо.
Вилли: Особенно с нашей Анночкой. Ну это я так… вообще.
Томми: Поищем другое место.
Томми и Анна идут в дом, захватив магнитофон.
Вилли: Только без глупостей! Я не поленюсь проверить!
Мицци: Прекрати, Вилли!
Вилли: Осторожность не помешает.
Эрна: Он — парень хоть куда, уже может девиц охмурять.
Ганс: Это у него от отца.
Лизель (Встает.): Да, от отца. Тебе не уязвить меня, Ганс. Не уязвить!
Мицци: Да перестаньте же!
Ганс: А что тут такого? Он был бравым солдатом английских оккупационных войск. Разве не так?
Мицци: Ну, кончай, Гансик!
Лизель: Нет, пусть говорит, мне даже интересно!
Ганс: Ах, тебе интересно? Спасибо, что рот мне не затыкаешь! Или я сказал что-то плохое?
Вилли: Ну ладно. Проехали… А жаль все же, что «Хумба-мумба-тэтаре» вышла из моды.
Эрна: Мы всегда это пели на гулянии, в праздник строителей. Это было безумие какое-то!
Вилли: Такое уже не повторится.
Пауза.
Лизель: Он, видать, уже набрался.
Ганс: Кто?
Лизель: Ты! Кто же еще! Поэтому не все, что ты говоришь, я принимаю всерьез.
Мицци: Перестаньте! По новой начали?
Лизель: Я себя в обиду не дам.
Ганс: Послушай. Ты у меня в гостях, поэтому я тебе ничего не отвечу. Я знаю, что такое приличия. Но не начинай все сначала, иначе тебе придется пожалеть!
Лизель: Все мы выпили, тут и говорить нечего. В этом мы все одинаковы. Только это я и имела в виду. А начал-то как раз ты! Ты!
Мицци: Давайте выпьем! Будем здоровы!
Поднимают бокалы и пьют.
Вилли: А «Хумба-хумба» — такая песня… такая песня… от нее прямо… Не знаю, как сказать, но в ней есть что-то такое…
Ганс: Да и теперь найдется кое-что стоящее. (Обращаясь к Лизель.) Послушай, с чего ты взяла, что я первый начал?
Лизель: Ха, ты же сказал: это у него от отца. А слух у меня тонкий, я поняла, что ты при этом подумал.
Эрна: Так чем ты нас можешь порадовать, Ганс?
Ганс: Мицци, где эта пластинка?
Мицци: Какая?
Ганс: «Хорошо повеселились…»
Мицци: Там, где и остальные.
Ганс: А тебе, Лизель, я одно скажу: о том, что я думаю, тебе ни в жизнь не догадаться. Хоть пупок надорви.
Ганс уходит в дом.
Эрна: Ну что, получила? Не надо было так кипятиться.
Лизель: Я не позволю так обращаться со мной!