Агнес: Что значит с какой стати? Да так просто!
Звонок в дверь.
Агнес: Ты наверняка должен ее помнить.
Йозеф: Открой дверь.
Агнес: Зачем?
Йозеф: Да потому что звонят, черт тебя подери!
Агнес: Я ничего не слышала…
Новый звонок в дверь.
Агнес: Ах вот оно что, да иду же, иду.
Йозеф тем временем извлекает из секретера альбом и тетрадь, несет все это к столу, садится. Агнес возвращается вместе с Томасом.
Томас: Привет, дедуль.
Йозеф: Привет. Что это ты в такое время? Почему не в школе?
Томас: Каникулы.
Агнес: Яблочного штруделя хочешь?
Томас (Усаживаясь и с интересом присматриваясь к тому, чем занят дед.): Ага, спасибо.
Агнес уходит на кухню, Йозеф листает альбом.
Томас: Да тут же сплошные черные рамочки.
Йозеф: Мне надо посмотреть, когда умер Лакомб.
Томас: Ты собираешь траурные объявления?
Йозеф: Только моего выпускного класса. А в начале альбома у меня фотография нашего класса после выпускного вечера… (Перелистывает альбом к началу.)
Томас: Да у тебя тут уже одни кресты.
Йозеф: Только трое осталось.
Томас: А сам-то ты где?
Йозеф: Да вон.
Томас: Где? Ах, вон там, сзади. Тебя и не видно почти.
Йозеф: Зато скоро я останусь единственным, кого вообще будет видно на этом свете. Уже только трое нас осталось.
Агнес (Возвращается с тарелкой, на ней кусок яблочного штруделя.): И какие же у тебя отметки за год?
Томас: Да какие-какие… Перевели — и все дела. Слушай, дед-то у нас совсем того… съехал. Траурные объявления собирает…
Агнес: Томас, как ты смеешь в таком тоне говорить о своем дедушке?!
Йозеф: Ага, вот оно! Ну, что я тебе говорил?! Лакомбу было шестьдесят три!…
Агнес: Хочешь чаю или кофе, Томас?
Томас: Нет, спасибо.
Йозеф: Смотри, Агнес.
Агнес: Да ладно уж, ты всегда прав…
Йозеф (Хватая Агнес за руку и с силой притягивая к себе.): Нет уж, будь любезна взглянуть. Вот сюда. Чтобы потом не говорить, что ты просто так мне уступила, а на самом деле всё было по-твоему…
Агнес: Ты ужасно груб, Йозеф! (Вырывается от него.) Так я принесу тебе чаю, Томас…
Томас: Бабуль, да не хочу я чаю, спасибо…
Агнес, игнорируя его слова, удаляется на кухню.
Йозеф: Вот она всегда так. Смотри сюда. Пропечатано тут «на шестьдесят третьем году жизни» или не пропечатано?
Томас: Лакомб… Он что, француз?
Йозеф: Предки были из Франции… А она будет мне говорить, что ему шестидесяти не было!
Томас: Сколько же вас всего было в классе?
Йозеф: Двадцать один.
Томас: И только трое осталось?
Йозеф: Ну да. Мирца, Тишендорфер и я.
Томас: Как подумаю, что и я лет через шестьдесят вот так же буду сидеть и траурные объявления раскладывать…
Йозеф: Ну нет, шестьдесят лет ждать не придется. А уж если война случится — и подавно. Да и без всякой войны многих тоже, знаешь, шибает будь здоров. Один в горы полезет и гигнется. Другого жена отравит. Еще кто-нибудь на машине в аварию угодит, это уж всенепременно. С людьми всякое случается.
Томас: Ну, не знаю… У меня бы от этого точно облом начался. Это ж все время будешь думать, что теперь ты на очереди…
Йозеф: Э-э нет, это как спорт. Ты просто должен знать, что ты сильнее, что по части выживания ты их всех за пояс заткнешь. Министра, генерального директора… тот знаменитым киноактером стал, этот известным пианистом… у нас был очень одаренный класс…
Томас: Киноактером?
Йозеф (Показывая на фотографию.): Ну да, Вальтер Бауме…
Томас: Ах да, кажется, я его где-то видел…
Йозеф: Известный, знаменитый… Слава, успех — какое это все имеет значение, когда ты уже того… Все, баста. А вот я, единственный из всего класса, который ничего, кроме жалкого звания магистра, не достиг, который никем, кроме мелкой канцелярской крысы, не стал, — я все еще жив. Но если ты, мой мальчик, пораскинешь мозгами, что в этой жизни самое главное, то поймешь, что лучший-то из них получаюсь я… Вот Вагнер, Фрицик, ядерным физиком он стал, ха-ха… Этот вообще считал, что он всех нас переплюнет. Даже поспорил со мной, что меня переживет, ну и что? Едва-едва до семидесяти двух дотянул.