Томас: Вскорости. Сказал, может, на той неделе, когда в Вену по делам поедет.
Агнес: Погоди-ка, у меня на кухне еще печеньице есть. (Уходит на кухню.)
Йозеф: И как же он выглядит?
Томас: Дедуль, я побегу, пока бабушка с печеньем не пришла…
Йозеф: Но что-то ты должен был запомнить! Может, он с лица бледный — или багровый. Не дрожит, не трясется? Ходит с палочкой?
Томас: Да нет. Ничего такого.
Йозеф: Быть этого не может.
Томас: Пожалуйста, дедуль, мне же это… Для меня все, кому от сорока и до ста, выглядят одинаково. Мне он показался свеженьким таким бодрячком. Да и говорит вроде вполне здраво. Сказал, что ежели у меня еще нет подружки, то надо поторапливаться, жалко, мол, всякого раза, который я упускаю.
Йозеф: Вот оно, тут-то он и попался! Тоже мне, Дон-Жуан выискался!
Томас: Это как?
Йозеф: Да ему с бабами никогда особенно не везло.
Входит Агнес с вазочкой печенья.
Агнес: Томас, твое любимое печенье.
Томас: Мне надо идти, бабуль.
Агнес: Но ты же ничего не поел!
Йозеф: Погоди-ка, Томас. А ты ничего такого не заметил у него? Ну, лекарств или еще чего-нибудь у него в комнате?
Томас: Да нет. Волосы у него седые, он весь седой, если тебе это что-то дает. Но ему это даже идет, к загорелому лицу, у него настоящий такой загар, от солнца…
Йозеф: Но он толстый… всегда толстый был.
Томас: Да нет, я бы не сказал.
Агнес: Хоть печеньица возьми…
Йозеф: Вы ведь все время сидели, верно?
Томас: Да, по большей части.
Агнес: Или еще кусочек орехового штруделя!
Томас: А потом он со мной в сад пошел, проводил меня до калитки.
Йозеф: И как он ходит?
Агнес отодвигает от Томаса вазочку с печеным и ловко подсовывает ему тарелку со штруделем.
Йозеф: Да оставь ты парня в покое со своей дурацкой жратвой! Так как он двигался?
Томас: Да как? По-моему, вполне нормально, по крайней мере, для такого возраста.
Йозеф: А что ты считаешь нормальным для такого возраста?
Томас: Ну, примерно как я после того, как часа два на мопеде погоняю.
Йозеф: Ага! Простата!
Агнес: Томас, ну съешь же еще кусочек, не ломайся.
Томас: Спасибо, бабуль, но мне правда пора…
Йозеф: А может, это у него что-нибудь с желудком.
Томас: Вот уж с желудком у него точно все в порядке. Угощали меня будь здоров: сало с красным перцем, ветчина и замечательный деревенский хлеб. А ко всему этому еще отличное винцо. Мне он, правда, вино минералкой разбавил, потому как я на мопеде был.
Агнес: В гостях-то ты вон все ешь.
Томас: Так если я тогда голодный был, бабуль. (Двигаясь к двери.) И еще раз большое спасибо, что на мопед мне подбросили…
Йозеф: Значит, говоришь, он на следующей неделе приедет?
Томас: Может быть.
Агнес: Погоди, Томас, я заверну тебе кусочек орехового штруделя…
Занавес
Та же комната. Йозеф сидит на диване, Тишендорфер в кресле. Они только что обменялись первыми словами приветствия и теперь с любопытством друг друга разглядывают.
Тишендорфер: Да, целую вечность мы с тобой не виделись.
Йозеф: Последний раз на похоронах Лакомба.
Тишендорфер: Ах да… верно.
Йозеф: Вы ведь с ним за одной партой сидели.
Тишендорфер: В седьмом и в восьмом классе. Он, кстати, по сути единственный, с кем я и после школы поддерживал тесные отношения.
Йозеф: Вот как? А я слышал, вы с ним рассорились.
Тишендорфер: Кто тебе такую чушь сказал?
Йозеф: Не помню уже. Вроде как он у тебя прямо из-под носа важное назначение увел, если мне, конечно, память не изменяет.
Тишендорфер: Ишь ты чего знаешь.
Йозеф: Да я просто так — интересовался, что из кого вышло, кто кем стал… Это был твой последний шанс снова заполучить должность генерального директора.
Тишендорфер: Но у него связи в секретариате партии оказались посильнее моих.
Йозеф: Вот видишь… Ты до сих пор злишься.
Тишендорфер: Не сердись, Йозеф, но ты несешь вздор.
Входит Агнес с подносом, на нем кофейник, молоко, сахар, чашки и все прочее.