Не знаю, что и думать. Господи, как хочется поверить, что все это правда. Что ему действительно нужна я, моя любовь и ничего больше... В. деликатно молчит, не возвращается больше к нашему разговору. Дает понять, что инициатива теперь должна исходить от меня. А я... я не могу поверить. Вчера звонила ему на работу. Придумала какой-то нелепый предлог, а сама просто хотела проверить... Если он догадался... Но в конце концов он же должен понять, что я ничего о нем не знаю! Секретарша просила перезвонить через полчаса - В. был на совещании. Перезвонила. Он вроде бы обрадовался мне, хотя предлог я придумала смехотворный. Договорились о встрече на завтра.
15 апреля.
Ну вот, я себя выдала! Сама не знаю, как вырвалось: "Я ничего о тебе не знаю". У В. окаменело лицо. "Что ты хочешь обо мне знать? Тебе показать документы? Справку о том, что я не был под судом? Хочешь поговорить с моими коллегами, с соседями? Увидеть мой банковский счет? В чем дело, Аня? В чем ты меня подозреваешь?" Я стала сбивчиво объяснять, что он ни с кем меня не знакомит. В. меня перебил. "Но ведь и ты меня тоже, Аннушка. Я никогда не думал, что для тебя это важно. Честно говоря, мне не хотелось никому тебя показывать. Нет, дело вовсе не в том, о чем ты подумала. Помнишь, я рассказывал тебе о своей невесте? Я демонстрировал ее всем, кому можно. Я сиял от счастья и гордости, мне хотелось, чтобы все мне завидовали. Чем все кончилось, ты знаешь. Теперь я суеверен. Боюсь людской зависти. Но если ты хочешь, готов рискнуть. С кем из моего окружения ты бы хотела познакомиться?"
И я дала задний ход. В. прав, я тоже никому его не показывала. И не хотела показывать. Да и кому? Нашим школьным кикиморам? Чтобы они шушукались и хихикали у меня за спиной? Но он-то может не опасаться шушуканий! Хотя... Да, из-за такой подружки его вполне могут поднять на смех.
Он понял, о чем я думаю. И сказал: "Давай в ближайшие выходные я устрою вечеринку, позову коллег, приятелей... Друзей-то у меня нет, так уж вышло... И представлю им тебя, хорошо? А потом отвезу тебя к маме и отчиму".
Я отказалась. "Почему, Аннушка? Я же вижу, тебя тяготит ореол псевдотаинственности, который создался вокруг меня сам собой. Мы должны его развеять".
Но я уже почувствовала его правоту. Пусть это глупый предрассудок, но показывать свое счастье другим не стоит. Люди всегда все умудряются опошлить и испортить. Мы поменялись ролями. Теперь я говорила о своем нежелании открывать миру наши отношения, а В. убеждал, что это смешно. Я победила.
Через два дня твердыня пала. Анна Леонидовна согласилась стать женой В.
Он поцеловал мне руку, потом посмотрел в лицо, и я увидела, что у него в глазах стоят слезы. Наверное, я все-таки идиотка, но мне самой захотелось реветь. Он первым взял себя в руки и избавил нас обоих от постыдной сцены. "Поехали в ресторан, мы обязаны выпить шампанского!" Но мы никуда не поехали... Через два часа В. все-таки сходил за шампанским. Мы пили в гостиной, на ковре. Залили ковер вином и заляпали воском. Господи, неужели это все происходит со мной?
"Аннушка, я хочу кое-что тебе сказать. Владелец нашей фирмы предлагает мне стать его компаньоном. У меня пока нет нужной суммы, но через полгода я ее наберу. Ты подождешь полгода, родная? У меня очень хорошая зарплата, но пока придется копить, я не могу содержать жену. Не спорь, я знаю, что ты скажешь! Да, ты привыкла жить на учительские гроши, но я не хочу, чтобы у нас все начиналось со счета копеек. Я намерен показать тебе мир, одеть тебя, как королеву, завалить подарками, нанять прислугу, чтобы ты не возилась с кастрюлями и тряпками. Прошу тебя, не отказывай мне в такой радости". В. не позволил мне возможности возразить. В буквальном смысле слова заткнул рот. Поцелуем.
Две следующие записи просто сообщали о том, что Анна Леонидовна счастлива.
Запись от 22 апреля состояла из единственной строчки.
Я решила отдать В. деньги.
В последний раз Анна Леонидовна обратилась к дневнику 25 апреля.
Мы поссорились. Услышав про деньги, В. потемнел лицом. "Так вот чего ты боялась! А я-то никак понять не мог!.." И процедил сквозь зубы: "Нет, Анна, я к твоим деньгам не притронусь!" Я начала его уговаривать, и он на меня накричал. "Чтобы ты потом всю жизнь терзалась, не женился ли я на тебе из-за тридцати сребреников? Не смей больше говорить мне про свои деньги!" И ушел не простившись. Я проплакала всю ночь. Как он не понимает: я не могу ждать полгода! Мне уже тридцать восемь, а я хочу иметь детей!
Санин нетерпеливо перевернул оставшиеся страницы. Пусто. Он уставился в пространство. Уварову нашли мертвой в ночь с 28 на 29 апреля. Можно, конечно, допустить, что произошел окончательный разрыв с женихом, и она приняла яд, считая жизнь конченой. Но тогда возникает вопрос: где деньги? Деньги, которые она предлагала своему В.? Сумма, судя по всему, должна быть немаленькая. В квартире Уваровой не нашли ни наличных, ни банковской книжки. Обстановка вполне соответствовала учительской зарплате... Ни у кого даже и мысли не возникло о каких-то деньгах...
Санин посмотрел на кузину Уваровой, которая терпеливо ждала, когда он закончит чтение.
- О каких деньгах идет речь?
- Не знаю. Но, думаю, Анна продала материнскую квартиру. У тети Оли была большая однокомнатная квартира на Остоженке.
Так-так... Большая однокомнатная квартира в центре могла потянуть тысяч на сорок. В твердой американской валюте. Андрей Юрьевич уже не сомневался, что имеет дело с убийством. Правда, его несколько смущала предсмертная записка... Но там не было подписи. Стало быть, убийца мог заполучить ее при помощи какой-нибудь хитрости.
- Скажите, - снова обратился Андрей к родственнице погибшей, - а других дневников, более ранних, вы не находили?
Та сокрушенно покачала головой.
- Там были тетради - в столе. Я просмотрела пару верхних - формулы, задачи... И отнесла всю стопку в мусорный контейнер.
- Давно?! - в отчаянье воскликнул Санин.
- Неделю назад. Эта-то тетрадка за кровать завалилась. Там в изголовье чемодан со швейной машинкой стоял, и дневник упал между чемоданом и стеной. Потому я его и прочла, что тетрадь отдельно от других была. Мне бы ее первой найти... Вы думаете, Анну убили? Из-за денег?
Андрей Юрьевич думал именно так. О чем и поставил в известность свое начальство. Начальство выслушало его доводы и признало их резонными. Как и следователь прокуратуры. Так Санин получил свое первое дело о предумышленном убийстве. Пока еще - предполагаемом.
Он нашел агентство недвижимости, которое занималось квартирой на Остоженке. Покупателем выступало само агентство. Договор о купле-продаже был подписан 27 января. За вычетом налогов и комиссионных Уварова получила 35 тысяч долларов. Для передачи денег агентство арендовало в банке сейф и заключило с банком договор, по которому доступ к содержимому сейфа одна из сторон могла получить только по завершении сделки, а другая - в случае ее официального расторжения. По свидетельству служащих банка, Уварова забрала деньги до истечения срока аренды. Она приходила несколько раз - очевидно, боялась носить при себе крупные суммы. Но от предложения открыть счет и перевести деньги в банк отказалась. Бог ее знает почему.
Санин снова принялся опрашивать коллег и соседей Анны Леонидовны. Знали ли они о продаже квартиры? Не упоминала ли Уварова о новом знакомом? Может быть, они видели ее в обществе неизвестного мужчины?
Нет, нет и нет - отвечали знакомые покойной. Анна Леонидовна была очень скрытным человеком, в школе даже о смерти ее матери узнали только потому, что ей пришлось отменить несколько уроков. Одна соседка видела пару раз, как Уварова возвращалась домой на такси; ехидная тетка даже поинтересовалась, на много ли повысили учителям зарплату. Но она точно помнила, что Анна Леонидовна приезжала одна и после того разговора больше на такси не каталась.
Санин взялся за заведения, упомянутые погибшей в дневнике. Но ни билетерши, ни гардеробщики, ни швейцары, ни официанты не признали Уварову по фотографии. Оно и понятно: прошло уже два месяца, и за это время перед ними мелькало слишком много лиц.