Или одна десятая. Лучшие из лучших. С другой стороны, способны ли они, все эти сто процентов, как один подписаться на такое дело? Или нет? Или найдутся сомневающиеся? Уверен — найдутся. И не один, и не два! Не на прогулку, не на пикник их зовем. И если ты потянешь тех сомневающихся за собой, ты подставишь всех остальных, по-настоящему верных делу!
Полковник начинал догадываться, куда гнет генерал. В нехорошую сторону гнул генерал.
— Теперь, допустим, ты выявил слабаков. Что с ними дальше делать? Брать с собой? Нельзя, потому что опасно. Смертельно опасно для всех. Оставлять? А где гарантии, что по поведению остальных они о чем-нибудь не догадаются? Что их слабость не перерастет в трусость, а трусость — в прямое предательство? Какой напрашивается вывод?
Вывод напрашивался печальный.
— Теперь следующая по очередности проблема. Твоя задача усложняется тем, что тебе нужно не просто уйти и увести своих людей, а прихватить с собой оружие и снаряжение. Немало — центнеров восемь-десять. Причем не простого снаряжения, а особо секретного, номерного, находящегося на спецучете. Исчезновение такого рода оружия в таком количестве на утруску и потраву мышами не спишешь. Хватятся его — хлопот не оберешься. Весь Комитет под ружье поставят, чтобы выяснить, куда оно пропало. Согласен? Значит, надо его так взять, чтобы никто не догадался о его преднамеренном исчезновении. Или чтобы не с кого было спрашивать. А теперь давай состыкуем две проблемы. Эту и предыдущую. Что в случае пожара, наводнения или еще какого стихийно-запланированного бедствия, разрушившего спецсклад, предпримет начальство? Правильно — создаст комиссию, нагонит экспертов, вызовет на ковер ответственных за хранение лиц, допросит их с пристрастием, сравнит показания и результаты экспертиз и рано или поздно докопается до истины. А что сделает начальство, если спрашивать будет не с кого? Если, к примеру, имущество исчезнет не на складе, а за тридевять земель, где-нибудь в гнилом болоте, в полуметре от края мира? Например, во время выполнения боевого задания? Комиссию туда пошлет? Едва ли. Такая комиссия и сама пропасть может. В полном составе. Командира на ковер поставит? Вполне вероятно. Только кто показания этого командира проверить сможет? Тем более опровергнуть?
— Но это означает, что командир должен остаться один!
— Это еще ничего не означает. Это еще только предположение. Гипотеза. Теперь вернемся к людям. К тем, которые сомневаются. Спроси их, как бы они, случись им умирать, предпочли закончить свой век — в результате бытового несчастного случая, где ничего ни им, ни родственникам их не светит? Или на боевом — где и слава тебе, и орден на подушечке посмертно, и пенсия, и единовременное вспоможение семье? А? Я думаю, последнее. Если все равно умирать. А умирать, боюсь, все равно. Когда Комитету снимают голову, не до заботы об отдельных волосках на его макушке. И не до слез. Понял?
Полковник кивнул.
— Таким образом, одним выстрелом мы ухлопываем двух зайцев — нейтрализуем потенциально опасных в будущем людей и списываем на них утрату снаряжения. В общем, и овцы целы, и волки… мертвы. Согласен? Вот и хорошо, что согласен. Другого от тебя не ждал. Вот в этой плоскости и думай. Тогда и результат будет. И помни: сверхзадача — сохранение тайны. Общая тайна важнее судьбы отдельных людей. Включая твою и мою. Лучше пожертвовать еще несколькими жизнями, чем пожертвовать всем!
Глава 3
На этот раз план операции связался довольно быстро. Оно и понятно — нетрудно «придумать» то, над чем до тебя поломала голову бригада профессиональных «сценаристов». В спонтанное озарение мудрого начальника, случившееся пред глазами восхищенного тугодума-подчиненного, полковник поверить не мог. Даже если бы очень хотел. Реальная служба не популярный телесериал, где главный герой вынужден находить единственно верное решение в тридцать минут экранного времени. Потому что на тридцать первой начнутся «Новости».
Формулируя условия задачи, генерал уже знал на нее ответ. Ему важно было увидеть реакцию подчиненного, убедиться в его лояльности. И еще ему важно было, чтобы этот небезобидный план «придумал» кто-нибудь другой. Не он Чтобы его придумал полковник.
Короче, влип полковник.
Правда, он по этому поводу особо не переживал. За время своей службы он привык подчиняться приказам и привык к неизбежным боевым потерям среди личного состава. В жэке и то несчастные случаи бывают, а он служил не в жэке. Что касается моральной стороны дела — переживаний по поводу того, что приходится отправлять подчиненных тебе людей на смерть, — то от них полковник, как от мешающих делу сантиментов, избавился еще во время первого «боевого», где ему пришлось лично, собственными своими руками ликвидировать сломавшего позвоночник напарника. Не однажды с тех пор полковник писал рапорта «на списание боевых потерь». Иногда, если одновременно гибли более двух-трех человек, ему устраивали разнос, лишали премий и очередных званий, но чаще всего молча принимали объяснения. И списывали. Война не бывает без жертв. А они воевали. Всегда. Даже когда все прочие занимались мирным строительством. Такая служба.
В этот раз единовременных жертв требовалось больше, но и конечная цель была несравнимо выше. Она оправдывала средства.
Полковник сел перед чистым листом бумаги и расписал на нем чужие жизни. Как фигуры в шахматной игре. Кому первому попасть под сруб, кому второму, а кому оставаться на доске почти до самого конца партии. Для себя он не сделал исключения. Себя он тоже включил в игру, в которой мог погибнуть в любой следующий момент.
Глава 4
Нет лучшего места для приватного разговора, чем баня. Русская. С каменкой, полком, хорошим березовым веничком и стаканчиком водки под задушевный разговор.
Особенно если перед тем разговором ее прокалить градусов до ста пятидесяти, а до того обшить стены под декоративной карельской березой специальным экранирующим материалом.
— А ну-ка, Петро, наддай жару!
Вода из ковшика, упавшая на раскаленные камни, вскипела, поднялась густым паром, сползла от потолка к полку, обожгла глаза и глотки.
— Ох, хорошо! Ох, славно!
— Кому славно, а кому накладно. Нет, мужики. Я на воздух. У меня сердце.
— Брось, капитан. Это еще не жар — это еще только полжара!
— Это не полжара — это две трети инфаркта.
— Давно ли ты таким нежным стал?
— Давно. Как только под твое чуткое руководство попал.
— Ха-ха-ха!
— Ну ладно, я вас в предбаннике жду.
— Сиди! — твердо приказал полковник. — Не имей привычки поперек начальства из пекла вылазить. Сиди!
Пар осел. Стали видны голые тела молодых и не очень молодых мужчин, сидящих на ступеньках полка.
Мужчины парились в бане по служебной обязанности. Но не без удовольствия.
— Дежурный! Пива!
Внесли пиво. Хорошее, импортное, в запотевших стеклянных бутылках. Большинству из присутствующих, опять-таки не развлечения ради, приходилось бывать в дальнем зарубежье, и хорошее пиво от баночного они отличать научились.
— Ну что, будем?
— За хорошую компанию и добрый пар! Звякнуло стекло.
— А теперь, мужики, побалакаем. Жар казенный, его отрабатывать надо.
Все насторожились. В этой бане пустопорожних бесед не звучало. Даже когда говорили о вчерашней погоде.
— Я собрал вас, господа… офицеры, чтобы сообщить пренеприятную новость…
— К нам едет ревизор?
— И ревизор в том числе. Есть непроверенная информация о том, что в Комитете не сегодня-завтра могут грянуть крупные кадровые перестановки. Не исключено, что они коснутся и нашего отдела.
Кто-то вздохнул.
— И до нас добрались.