Немного погодя она вышла во двор.
Фрум уезжал, а с ним еще двое людей. Их лошади шли шагом на северо-запад. Фрум выглядел в седле неуклюже. Элизабет проводила его взглядом, а потом огляделась вокруг, пытаясь ощутить, что приехала домой. Но спальный барак теперь стал больше, появилось несколько новых строений, так что ранчо "Длинная Девятка" напомнило ей человека, которого она знала когда-то в детстве и который внезапно вырос и стал каким-то чужим. Нет, изменения были даже больше: изменилась атмосфера этого места. Здесь слишком спокойно - какое-то мертвое спокойствие. Кое-кто из работников болтался возле барака, что-то делалось у кораля, но каждый, казалось, говорил тихо и ступал тихо...
По двору прошел Скоггинз, и она с ним поздоровалась. Он выглядел усталым.
- Олли, вы не могли бы оседлать мне лошадь? - спросила она, - Какую-нибудь поспокойнее. Я давно не ездила верхом.
- Куда вы поедете?
- В сторону ранчо Латчера.
- По-моему, лучше не надо, Элизабет.
- Почему?
Он помедлил в нерешительности, потом с трудом проговорил:
- Неприятность, о которой мы говорили, началась прошлой ночью. Ребята поймали вора - угонщика скота - и повесили его. Они хотели оставить его болтаться в петле, как предупреждение всем прочим. Но Фрума это не устроило. Он решил снять его и похоронить, как подобает.
Что-то поразило ее, как удар кулака. Действительность, о которой пытался рассказать ей Джесс Лаудон, - вот она здесь, ею заполнен этот мир. Она смотрела на Скоггинза и злилась на него, ей надо было излить на кого-то свой гнев. Что, не мог он найти способа рассказать ей об этом помягче? Но когда она разглядела тревогу в его лице, то поняла, что он произнес единственные слова, которые смог осилить.
А Скоггинз продолжал почти умоляюще:
- Вы не понимаете. Это была необходимость.
- Я все же хочу поездить верхом, - сказала она. - Олли, я должна выбраться на волю, туда, где я смогу подумать.
- Тогда пусть лучше с вами поедет кто-нибудь из ребят.
- Джесс Лаудон?
Скоггинз пожал плечами.
- Он куда-то выехал ночью. И еще не вернулся.
- Ночью? Но ведь было уже так поздно!
Скоггинз кивнул.
- Я знаю. Непонятно как-то. А может и нет... Человек, которого повесили, он был из бедлендеров - бандитов Айдахо-Джека Айвза. Понимаете, в этих местах человек должен быть или по одну сторону изгороди, или по другую. Но раньше этот парень занимался охотой на бизонов. В одной компании со старым Айком Никобаром и Джессом. Они были очень близкие приятели, Джесс и Джо Максуин...
Элизабет покачала головой. Прозвучало имя - и абстрактный покойник превратился в человека. Теперь она вдруг задумалась; был он толстый или худой, веселый или грустный, кто были его родители... Но на самом-то деле она думала о Лаудоне, который дружил с этим погибшим человеком. Странно, как мельчают твои собственные печали, когда видишь еще чье-то горе. Она сказала:
- Я поеду одна. Если кто-нибудь покажется, удеру домой.
Он повернул к коралю.
- Не знаю, как мистер Фрум на это посмотрит... - Но все же оседлал ей маленькую пегую лошадку, резвую с виду, и принес пару шпор.
Она села на лошадь и поблагодарила его. В глазах Скоггинза не было восторга. Она чувствовала, что ею снова овладевает упрямство, как тогда с Джессом Лаудоном, когда он пытался убедить ее остаться на борту парохода.
Она поехала на север, в пустынный простор. Она ехала медленно, время от времени оглядываясь назад, и видела, как все меньше и меньше становятся строения ранчо по мере удаления, а иногда посматривала в сторону трех всадников, направляющихся к Прикли - они тоже все уменьшались. В мыслях ее постепенно перепутывались Фрум, Джесс Лаудон и та мерзкая история, о которой рассказал Скоггинз.
В течение последних двух лет она часто вспоминала эти края - их просторы представлялись ей не дикими и суровыми, а приветливыми. В бедлендах было место, куда она часто ездила собирать окаменелых рыб и морские раковины; и Фрум объяснял ей, что когда-то, многие века тому назад, вся эта земля была под водой. Она не раз обещала себе, что вернется на это место в первый же день, но теперь приближающееся кольцо бедлендов пугало ее. Она испытывала отвращение и слабость, ей все сильнее хотелось поскорее вернуться обратно в Огайо, безопасное Огайо.
Но в этот раз она приехала на Запад с намерением остаться здесь. Она собиралась принять окончательное решение после того, как попадет сюда и поговорит с Фрумом начистоту об этой старой истории с наследством. Ей не просто хотелось знать всю правду - за этим желанием скрывалась надежда, что он сможет показать себя достойным человеком. Когда с этим станет ясно, она будет знать свое будущее.
Но то, что было сделано прошлой ночью, это, фактически, сделал Фрум. По его приказу убили человека. Хотя, с другой стороны, за преступлением неизбежно Должна следовать кара. Вся сложность в том - и тут нет вины Фрума, что в Монтану еще не пришел день, когда такая кара будет воздаваться должным образом. Конечно! В Огайо ей приходилось читать в газете о казнях, но не приходилось завтракать вместе с палачом. Вот где истинное различие... А сейчас Фрум едет, чтобы разбавить неизбежное зло добротой.
Размышляя так, она чувствовала, что ужас отступает; и земля начала выглядеть светлее, ее былая красота проступила вновь. Она ехала больше часа, и, оглядываясь назад, уже не видела строений "Длинной Девятки". Местность мягко спускалась к Миссури. Она помнила, что западнее Крэгги-Пойнта река поворачивает на юг, и у основания этой широкой излучины раскинулось ранчо, где Латчер выращивает траву на сено. Благодаря такому расположению расстояние от "Длинной Девятки" до Латчера куда меньше, чем до Крэгги-Пойнта, и в течение следующего часа она ехала по изрезанной местности, а ранчо Латчера лежало внизу. Там был дом, бревенчатая конюшня и кораль, небольшой участок земли занимал садик, а на ровном месте неподалеку стояли несколько стогов хорошего пырейного сена, окруженные проволочной изгородью - от скота.
Вскоре она подъехала к забору и спешилась. Набросила поводья на приворотный столб и пошла к бревенчатому дому.
Она полагала, что приехала сюда просто так, чтоб была какая-то конкретная цель прогулки. В прошлый приезд на Запад она узнала о Клеме Латчере немного, но то, что узнала, ей нравилось. Что же касается Адди, то она испытывала неуверенность. С ней можно было сидеть за кофе битый час, и та с жадностью слушала пикантные новости из внешнего мира; но по-настоящему это вовсе не сближало ее с Адди.
Припоминая все это, Элизабет подумала, что надо сделать визит коротким. И тут услышала рыдания. Это остановило ее. Она стояла возле угла дома, рядом со штабелем бревен, напиленных в тополиной роще, тянувшейся вдоль реки. Она стояла совсем рядом с бревнами, так что могла бы коснуться рукой серебристой коры. Плач доносился, как она поняла, из открытого окна дома. Плакала Адди. А потом Элизабет услышала голос Клема Латчера, резкий, нетерпеливый и горький:
- Тебе придется назвать мне его имя, Адди. Я буду задавать тебе этот вопрос, пока ты не ответишь!
- И что это тебе даст?
- Ты не понимаешь? Я не обвиняю тебя. Я обвиняю его - он воспользовался твоей слабостью!
Адди снова всхлипнула.
- Я больше к нему никогда не вернусь.
- Э-э, вернешься. Сама знаешь, что вернешься. Это кто-то из тех, кто был вчера в Крэгги-Пойнте. Это был Джек Айвз?
- Клем, мы уже несколько часов говорим об этом!
- Максуин?
- Нет!
- Джесс Лаудон?.. Вот я об этом подумал - и понял, что это могло быть!
Элизабет охватила паника. Она чувствовала себя так, как будто внезапно застала кого-то раздетым. Оглянулась назад, на ворота. Ее лошадка поставила уши стрелкой и смотрела в сторону кораля, где пара лошадей лениво помахивала хвостами; отгоняя мух. В любую минуту пегашка может заржать. Она повернулась и побежала. Отвязала от столба поводья и осторожно отвела лошадь на добрую сотню ярдов. Только после этого вскочила в седло и начала выбираться наверх из речного русла.