Наверное, именно по этой причине она и не заговорила тогда напрямую о том, что лежало между ними. Но теперь она твердо решила не откладывать. Может быть, из-за этого она и встала в таком подавленном настроении, зная, что час близится? "Сделай это! - сказала она себе. - Пусть это будет сделано и уже останется позади".
Она быстро оделась и застелила постель. Выглянула через окно во двор. Отсюда был виден угол спального барака. Во дворе не замечалось особого оживления; ранчо было тихим и хмурым, как затянутое дымом небо над головой. По двору прошел Олли Скоггинз, направляясь к коралю. В дверь спальни постучали, она повернулась.
Голос Фрума спросил:
- Ты уже встала, моя дорогая?
- Да, - отозвалась она и открыла дверь.
Он вошел в комнату к обнял ее; поцеловал, прикоснувшись губами к щеке. Отступил назад, держа племянницу в вытянутых руках, затем приподнял за талию и опустил обратно на пол. Сказал низким голосом, тем самым, что запомнился ей:
- Ты выросла, девочка. Прости, что я не был вчера в Пойнте, чтобы встретить тебя. Дела. Идем, покормлю тебя завтраком. Сам я уже давно позавтракал, - ездил почти всю ночь. Но я выпью с тобой кофе.
Породистый крупный мужчина, да и теперь, хотя и наметилось брюшко, все еще статный, - отметила она. Одет в черный костюм, поперек жилета - золотая часовая цепочка. С этой массивной головой, сильными чертами лица, гладко выбритый, он бы напоминал римского сенатора, если бы не пышные усы, наполовину закрывающие рот. Он провел ее через дом к кухне.
- Посмотри, - сказал он, широко поведя рукой. - Готов побиться об заклад, дом стал больше, чем ты помнишь' А как тебе нравятся эти эркеры? И стекла со свинцовыми переплетами? Я их вёз с края света!
Он усадил ее за кухонный стол. Подошел к задней двери, сложил ладони рупором и крикнул в сторону стоящего во дворе домика-кухни:
- Сэм!
Два года назад он ел в этом домике, и она тоже. Теперь, когда дом стал больше, в новой кухне хватило места для большого круглого стола. Она пожалела, что теперь не будет есть вместе со всеми...
Фрум сел за стол напротив нее и ласково улыбнулся.
- Олли говорит, ты привезла только маленький сундучок. Мы тебе накупим одежды в Майлс-Сити. Помнишь магазин Оршела? Они тебя оденут, как положено. Ты ведь останешься здесь, девочка.
Ей не понравилось, что его слова прозвучали не вопросом, а утверждением, и она ощутила, что в ней поднимается протест.
В дверь вошел Сэм, здешний повар, торжественно пожал ей руку и направился к плите. Он принес с собой миску теста для оладий. Очень быстро обслужил Элизабет и налил кофе Фруму. Фрум сказал:
- Можешь идти, Сэм. Я позову, если ты будешь нужен.
Все это время Фрум сидел, откинувшись на спинку стула, и разглядывал племянницу. Теперь он следил за тем, как она ест. Она ощущала его тяжелый, давящий взгляд, даже когда он молчал. Неужели и мысли его столь же тяжелы?
Наконец он сказал:
- Ты в отца пошла, не в мать. В тебе виден Джонатан Бауэр. Хотел бы я "знать - ты и думаешь так, как он?
"Вот оно!" - подумала она, и ее охватила внутренняя дрожь. Только бы не показать ее... "Пусть уже это останется позади", говорила она себе... вот только она собиралась сама об этом заговорить.
Он отхлебнул кофе и провел тыльной стороной ладони по усам.
- Твой отец никогда меня не любил. Думаю, я знаю, почему. Наверное, надо было объяснить это тебе два года назад, но тогда я так и не смог к этому подступиться. И все же я не хочу, чтобы между нами что-то стояло, Элизабет. Вот почему я заговорил сейчас. Я думаю, тебе известно, что, когда твой дед Фрум умер, его собственность полностью перешла ко мне. Твоя мать полагала, что я поделюсь с ней; мы об этом договаривались. Но я ликвидировал собственность, положил наличные в карман и отправился на Запад.
Она сказала сухим тоном:
- Я тогда была маленькой девочкой. Я слышала эту историю от матери - как она понимала ее.
Он нахмурился.
- Да, я выглядел эгоистом. Сейчас я могу тебе только сказать, что был намерен компенсировать им потери, когда устроюсь.
- Боюсь, ваши намерения особенно не помогли ни моей матери, ни моему отцу, - сказала она. - Они оба оставались в обиде на вас до самой смерти.
Его лицо затвердело.
- Если это сможет в какой-то мере оправдать меня в твоих глазах, то я скажу: деньги долго не задерживаются у человека в лагерях золотоискателей в Вирджиния-Сити и в ущелье Конфедерации. Я работал киркой и лопатой, ходил голодный и спал в холоде. Мне удалось открыть небольшое месторождение, и у меня снова появились деньги. Я мог отослать твоей матери ее половину, но к тому времени меня уже захватила настоящая идея. Я понял, что будущее Территории - не золото, а скот. Отправился искать хорошие пастбища и, в конце концов, нашел это место. Первые пару лет работал один, пока не смог позволить себе нанять людей, - он вытянул руки ладонями кверху, так что стали видны мозоли. - Посмотри, - сказал он, - разве мне это легко досталось?
Она сидела, не шелохнувшись.
- И что теперь?.. - спросила она.
- А теперь я вижу здесь будущее не только для меня, но и для многих других людей, - он вскочил на ноги, сам воодушевленный собственной увлеченностью. - Я вижу, как вырастут города. Я вижу, церкви и школы. Собственно, Элизабет, я решил устроить школу уже сейчас. На нескольких ранчо в округе есть дети. И что бы еще ни удалось мне сделать, все будет начинаться с тех денег, которые я увез из Огайо. Вспомни это, когда будешь судить обо мне...
Она сказала с искренним удивлением:
- Как, вы просите прощения?
Он покачал головой.
- Нет, девочка. Все, чего я хочу, - это понимания. Ты - моя единственная родственница. Все, что я создам, будет принадлежать тебе, включая всю честь, которую я смогу придать своему имени. Если можно сказать, что я ограбил твою мать, тогда я ограбил и тебя. А теперь я смогу исправить зло. Вот почему мне хочется, чтобы ты осталась здесь.
"Так вы хотите умиротворить свою совесть!" Эта мысль обожгла ее, ей хотелось выпалить эти слова прямо ему в лицо, но она не могла заставить себя. Не могла, когда он стоял здесь, похожий на грустного и безобидного медведя. И в то же время она не могла сказать себе с уверенностью, что знает его по-настоящему, а вот это-то ей и было нужно. Еще два года назад она надеялась как следует узнать его, но то посещение было слишком коротким. И все же желание это было слишком настоятельным, оно и привело ее опять сюда, за много миль.
Он отвернулся и смотрел в окно, сложив руки за спиной. Она тоже встала.
- Я останусь, - сказала она. - Но должна честно предупредить: я буду наблюдать за вами. Я думаю, что имею право потребовать доказательств вашей честности.
И тут она заметила его лицо, отраженное в стекле. В это мгновение оно показалось ей озлобленным - или это просто естественное напряжение губ, вызванное ее резкостью?.. Когда он повернулся, его взгляд был сердит, но без угрозы.
- Что ж, это честно, - сказал он. - Может быть, большего я и не заслуживаю... - Он двинулся к задней двери. - У меня есть работа. Наверное, ты тоже захочешь что-то делать, так мне кажется. Ты сможешь учить детей в школе, когда я все подготовлю.
Он вышел, а она прислонилась к стене. Учить в школе? Стать, как и все вокруг, орудием в его руках? Но эгоистичные люди не строят школ. Она не может пока прийти к тому или иному суждению, поэтому не должна судить. Пока нет. Но она чувствовала себя так" будто только что вырвалась из жестокой битвы, и не была уверена, что осталась победительницей. Она ощущала, что затраченные усилия ослабили ее.