Да, я сорвался. И теперь уже ничего не поделаешь. Мне так и придется доложить Кузьмичу. И он...
- Это не ваше дело, - говорит между тем Элеонора Михайловна. - Это его дело, где он провел ночь, - и насмешливо добавляет: - Во всяком случае, не со мной, будьте уверены.
И тут вдруг меня осеняет одна догадка. Так вот оно в чем дело! Черт возьми, это надо использовать, надо спасать все, что еще можно спасти. Я не имею права сейчас себя расшифровывать, Мушанский еще на свободе, опасный, вооруженный преступник, сейчас он еще опаснее, чем раньше.
Я лихорадочно ищу выход из труднейшей ситуации, в которой оказался по собственной же вине. Наконец говорю:
- Дело в том, что Жора меня крупно подвел. Он должен был вчера вечером прийти на встречу и не пришел.
- Где же вы должны были встретиться, в каком месте, интересно, Элеонора Михайловна пристально и недоверчиво смотрит мне в глаза, словно заранее зная то место и только проверяя меня.
Я пожимаю плечами.
- Простите, но это уже наше дело. Знать вам это совсем ни к чему, мне кажется.
- А все-таки? - настаивает она.
Теперь уже пристально смотрю на нее я и цежу сквозь зубы:
- Не у Ляли, конечно. А совсем в другом месте.
Краска бросается ей в лицо. Элеонора Михайловна нервно теребит бечевку на своем пакете.
- Так вы знаете? - спрашивает она, опуская глаза. - Чего же вы спрашиваете?
А ко мне тем временем возвращается спокойствие. И я опять способен соображать. Наконец-то. Итак, одержана первая маленькая победа, попробуем развить успех.
- Это всего лишь предположение, - я снова пожимаю плечами. - Но, судя по всему, Жора сказал вам, где мы должны были встретиться?
- Да, сказал. Теперь скажите вы.
У нее еще остались подозрения. Их надо немедленно рассеять. Но неужели у Мушанского действительно была назначена встреча? Невероятно. Но так или иначе я должен ей что-то сказать.
- Ладно уж, - неохотно говорю я. - Видно, Жора вам здорово доверяет. Хотя это на него и непохоже.
Вполне возможно, что она берет меня "на пушку" и Мушанский ей ничего не сказал. Тогда я буду выглядеть в ее глазах доверчивым простаком. Но это в конце концов не беда.
- Да, он мне доверяет, - с некоторой даже гордостью произносит Элеонора Михайловна. - И я хочу, чтобы вы мне тоже доверяли. Слышите?
Ага, кое-какие сдвиги все-таки происходят. Ну что ж. Пойдем дальше.
- На вокзале, - понизив голос, говорю я. - На одном вокзале.
Фу-у! Лед в ее глазах наконец-то растаял. Она улыбается и кивает головой.
- Вы его сегодня увидите? - деловито осведомляюсь я.
- Не знаю, - отвечает она уже спокойно и, кажется, вполне искренне. Утром он ушел от Ляли и обещал ей звонить. - Потом со знакомой мне плутовской улыбкой добавляет: - Она ему, между прочим, понравилась. Даже очень.
Я в ответ улыбаюсь тоже весьма игриво.
- И конечно, что-нибудь оставил на память? - спрашиваю. - Я же знаю его широкую натуру.
- Оставил, оставил, - смеется Элеонора Михайловна. - Вы даже не догадаетесь что! Жора колоссальный оригинал.
- Ну все-таки, - допытываюсь я.
- Представьте, весьма миленькую шкатулку и в ней какие-то странные раковины. Все вместе выглядит очень эффектно.
От этих ее слов у меня возникает легкое сердцебиение. Я тут же вспоминаю бородатого парня, палеонтолога. Ну вот, дорогой товарищ, теперь ты, надеюсь, поймешь нашу работу, в первом приближении конечно, и, может быть, у тебя даже появится уважение к ней.
- А, ладно, - я небрежно машу рукой. - Самое главное, это то, что я увидел вас.
- Ненадолго, - кокетливо отвечает Элеонора Михайловна, поправляя бечевку на пакете. - Я очень спешу. Семен Парфентьевич, наверное, уже сердится. Он не любит, когда я опаздываю. А вы всегда так неожиданно появляетесь.
Теперь мы улыбаемся уже оба, прекрасно понимая друг друга. И я снисходительно соглашаюсь:
- Хорошо. Я потерплю до завтра.
- Да, да, до завтра.
И мы расстаемся.
Она садится в свой "Запорожец", и тот, урча, трогается с места. Элеонора Михайловна приветливо машет мне рукой. Я, улыбаясь, отвечаю. Потом смотрю на часы.
Время у меня еще есть. Я могу вернуться в отдел, предупредить Игоря, что билеты уже у меня. И еще успею заскочить домой переодеться и побриться.
Что ни говорите, концерт Райкина - это праздник. А к празднику надо готовиться.
Райкин выдающийся актер. Мне, например, он напоминает Чаплина. Сквозь его смех я так часто слышу слезы, сквозь юмор проступает злая сатира. Вы помните его монолог пьяницы в музее? Помните это торжество воинствующего невежества и хамства, над которым покатываешься от смеха, но и выть хочется. "В греческом зале, в греческом зале..." У меня в ушах не утихает интонация Райкина, когда он злобно, издевательски произносит эти слова устами своего пьяного героя, передразнивающего старую хранительницу музея. И я невольно сжимаю кулаки, я не могу это спокойно слушать.
Мне рассказывали таксисты один удивительный эпизод. Однажды диспетчеру поступил вызов из Переделкина. Это такое место километров в двадцати от Москвы, где расположен писательский поселок и Дом творчества писателей, они там работают. Так вот, поступил оттуда вызов на такси поздно вечером, к тому же в проливной дождь. Диспетчер, понятно, отвечает, что за город он машины не высылает, да и не согласится ни один таксист ехать в такое время. И вдруг ему говорят, что машина нужна Райкину. Вы знаете, что тут поднялось? Все водители, которые только были в этот момент у диспетчерского пункта, заявили, что они едут. Увидеть Райкина!
И каждый раз, когда мне предстоит идти на концерт этого артиста, я иду как на праздник. Поэтому, когда я приезжаю к нам в отдел и с гордостью объявляю Игорю, что достал обещанные билеты, то в первый момент даже не замечаю, как странно посмотрел он на меня и каким странным голосом сказал:
- Тебя вызывает Кузьмич. Немедленно.
Но уже через миг ко мне возвращаются все мои заботы и тревоги. Я с беспокойством спрашиваю:
- В чем дело, ты не знаешь?
- Звонила Варвара.
- Что-о?!.
- Ну да. Мушанский назначил ей встречу.
- Здорово!
- Ничего здорового. Она отказывается идти.
- И не надо. Только бы знать, куда он придет. Мы и сами его встретим.
- Не на дурака напали. В общем, идем. Кузьмич тебя ждет.
Мы выходим в коридор.
Кузьмич действительно меня ждет и утюжит ладонью затылок, а это, как вы знаете, кое о чем свидетельствует.
- Где ты пропадаешь? - спрашивает.
Я докладываю о встрече с Элеонорой Михайловной.
- Неплохо, - чуть смягчаясь, говорит Кузьмич. - Лихо ты ее разыскал. Смекалка у тебя все-таки есть. Значит, он ночевал у той барышни? Так, так...
- Теперь у него пистолет, Федор Кузьмич, - напоминаю я.
- М-да... - задумчиво кивает Кузьмич. - И вообще он сильно изменился, как говорит эта Элеонора. Даже она его, видимо, побаивается теперь.
Игорь молча усмехается, а я вставляю:
- Что изменился, это мы и сами заметили.
- М-да... - Снова задумывается Кузьмич, потом неожиданно спрашивает: На какой, ты говоришь, машине она ездит?
- "Запорожец", - отвечаю, не очень, однако, понимая, зачем это Кузьмичу понадобилось. - Желтый. Точнее, горчичный. Серии МОФ. - И называю номер машины.
Я все время сдерживаюсь, чтобы не спросить о звонке Варвары. Но вот Кузьмич и сам вспоминает о нем.
- Звонила твоя Варвара, - говорит он. - Мушанский ей свидание назначил. Но она идти отказывается. А без нее мы не обойдемся.
- Почему же не обойдемся, Федор Кузьмич? - запальчиво спрашиваю я. - Мы же его приметы знаем. Пусть только покажется.
- То-то и оно, что без нее он не покажется. На улице Горького свидание назначил, у "Березки". Народу там тьма. Если он ее не увидит, он не подойдет, вот и все. А увидеть он ее может откуда хочешь. Тут уж мы не уследим.
- Когда он ей встречу назначил? - спрашиваю я.
- Сегодня. В семь вечера. В это время у "Березки" светло как днем.
Мы с Игорем переглядываемся. Плакал наш концерт. Я еще со Светкой как-нибудь объяснюсь по этому поводу, а вот он с Алкой навряд ли.