Кроме всего прочего, еще и производительность труда в туркменских колхозах стремилась к нулю. Колхозники, бесправные «люди нового типа» работали «за палочки», то есть в табеле против каждой фамилии рабочий день отмечали «палочкой». Потом «палочки» подсчитывали. Требовалось, чтобы у каждого их общее количество было выше обязательной нормы.
О том, что получал колхозник за такой «трудодень», лучше не говорить. А ведь они должны были еще оплачивать налоги и госзаймы, так что влачили полуголодное существование. Там не только куриные, там и свои последние яйца в счёт долга обкарнают.
Короче, получился очередной «перегиб». Беззаботная пора радужных надежд и светлых мечтаний развеялась как дым. Ирония судьбы, однако.
Не стало овец, стали меньше сеять продовольственных культур и больше технических, и мгновенно исчез богатый и дешевый байрамалинский рынок. Совершенно неожиданно в один прекрасный день не стало у нас не только мяса, но и хлеба и фруктов. Для работяг и совслужащих в нашем городе ввели карточки, и они стали получать в день по 400 граммов хлеба.
Он был привозным, черным, вперемешку с червями, камнями, песком, золой, местное население к нему не привыкло, но голод — это голод, пришлось им есть и такой хлеб. Питались большинство горожан в это лето очень плохо.
Люди часто ели «заочно», то есть взахлеб читали старые кулинарные книги — и мысленно насыщались. Еще много на руках было книг по кулинарии, изданных в далекие сытные времена, откуда извлекали самые неактуальные рецепты, например, как испечь кулич из пятидесяти яиц или зажарить с хреном целого поросенка.
Мое счастье, что у меня была большая денежная заначка и я мог продолжать покупать привычные продукты с обедневшего рынка. Где лишившиеся большей части основной работы, продавцы убивали время, стравливая на общую потеху скорпионов с богомолами.
Кроме этого, продовольственным резервом оставались фрукты с частных садов. У кого они имелись. Так мой домохозяин Хусниэддин в сезон каждый божий день собирал в своем саду два ведра абрикос. Съесть это все было просто невозможно, поэтому в преддверии трудных времен эти абрикосы на солнце сушили дольками. Соседи шутили: не так тщательно ухаживали рабы за бородой покойного эмира Алим-Хана, как мой квартирный хозяин ухаживает за своим садом.
Впрочем, многие домохозяева в Байрам-Али имели плодовые сады и в обычный год продавали лишних килограммов по 200–300 груш, яблок, абрикос и еще столько же раздавали прохожим людям. Сам дерево посадил — сам под ним потом спишь, сам плоды вырастил — сам их ешь, что может быть лучше этого на белом свете?
И вот дожили. Городу грозит голод.
Что же творилось сейчас на селе я и представить себе не мог. Особенно непонятно было, что же едят кочевники, лишившиеся своих стад. А ведь это воинственные люди, привыкшие к ножам, перерезающим глотки. И крови они не боятся.
В общем, не надо быть пророком, напрягая рудименты здравого смысла, чтобы предсказать в нашем регионе настоящий голод. Уже этой весной.
И как-то неожиданно ( кто бы мог подумать?) при таких делах в качестве довеска уже в сентябре в округе появились новые басмачи. Как-то они самонародились. Причем это были какие-то идиоты. В своих бедах они винили не коммунистов, русских и местных, а почему-то исключительно всех русских скопом. Не взирая на наши политические убеждения.
Конкуренция за власть, она такая, жёсткая.
Неожиданно с приходом осени выяснилось, что басмачи совсем рядом, что в захваченных районах они жестоко расправляются со всеми русскими людьми, а Байрам-Али никак не защищен, и все его «войско» составляют только четыре штатных милиционера. Против банды в из сотни сабель.
В городе полуофициально было введено военное положение, и с наступлением темноты всем туземцам запретили появляться на улицах. Конечно, в газетах ничего подобного не печатали и объявлений о военном положении не расклеивали.
Выяснил я это совершенно случайно, когда, отправляясь в четыре утра, с завтраком в кармане, на привычную змеиную охоту, был внезапно остановлен патрульным, который, отчитав меня, проводил обратно до дома. Вот тогда-то я и узнал, что басмачи, мать их за ногу, находятся совсем рядом — примерно, километров в шестидесяти от города, то есть один день пути для всадника, и могут появиться у нас в любой момент. Дух захватывало от подобных перспектив…