Пока невооруженному человеческому взору было трудно распознать искомые вкрапления в камни, так как щебень был новым, еще не подвергшийся десятилетиями влиянию дождя и воздуха, зноя и мороза, что выщелачивали из породы пустые примеси. Но у меня пытливый взор технически вооружен. Совершенно другое дело.
Ух ты! Сразу появились первые результаты. Пошли изумруды. Оп-па, как замечательно!
Час, два, три… Ай! Сбылась мечта идиота. Чувствуешь себя каким-то героем приключенческого романа Дюмы и Мумы! В этот день я протопал 10 км. Благо из-за наступавшего холода гнуса и мошки уже не было.
Пропуск от МВД избавлял меня от всех любопытствующих. Что делаю? А вы с какой целью интересуетесь? Ибо моя миссия сугубо секретная. Служба, знаете ли. И не надо доводить меня до исступления! В общем, я работал без особых помех.
Вечерком, после нанесения своего пути на карту, я немного пострелял из своего нового ружья. А то у меня опыт только в жарких условиях. Когда плывет маревая дымка и воздух плавится. Надо наработать практику и в морозных условиях. А заодно и оружие пристрелять. Недаром же государство говорит нам: «Слышна у заводов, нога врага нам, умей, товарищ, владеть наганом.»
На Урале ружье никого не удивляло. Охотников тут много. Так что из-за ружья никто ни лез мне в душу. Грязными руками.
Да и закон здесь тайга, прокурор — медведь. Не ходите, дети, вечером гулять. Романтика большой дороги. Без оружия — нельзя.
Впрочем, народ здесь славиться своим не любопытством. Говорят, есть, не так уж по местным понятиям далеко отсюда, монастырь. В глуши. До революции там монахи отшельническую жизнь вели. После революции решили в том монастыре коммуну сделать. Но хитрые монахи в одну прекрасную ночь исчезли из монастыря. Вероятно всего они ушли в подземные ходы и пещеры, которые остались тут с доисторических времен. Чуди заволочьской.
Увидев, что бесплатная рабочая сила исчезла, бедняцкие активисты передумали с коммуной и монастырь сделался заброшенным. Хотя, колокола, якобы по «требованию трудящихся», пролетарские ценители «цветмета», под пение «Интернационала» сбросили с колоколен и увезли на переплавку.
А во время второй мировой войны там сделали лагерь для военнопленных. Чекистам здесь было удобно: вокруг высокие каменные стены, внутри — большая церковь, куда загоняли людей, много помещений — кельи, трапезная, гостиница, с десяток маленьких деревянных домиков, где раньше жили обеспеченные «монаси», имевшие свое «хозяйство».
Году так в 1944, несколько немецких военнопленных валили лес без конвоя в окрестностях монастыря. Когда очередное дерево упало, то корнями оно выворотило землю, открыв вход в пещеру. Оттуда вылезла парочка каких-то людей и подслеповато щурясь на свету они спросили:
— Люди добрые, Вы кто же такие будете?
Один из немцев, владеющий русским языком, ответил:
— Немцы мы. Военнопленные. Тут лес валим.
— Так война до сих еще идет?
— Идет.
— Надо же, за столько лет ничего не изменилось! Ну, тогда мы полезли обратно.
И исчезли, только их и видели. Вот такой вот нелюбопытный здесь народ живет. Все занимаются сугубо своими делами, а в чужие не лезут.
С каждым днем становилось все холоднее. 28 октября ночью пошел снег. Мой прибор начал сбоить. Он не мог нормально работать при наличии кристаллов замороженной воды на щебенке. Все искрит, все ослепительно светится и кажется драгоценными камнями. М-да-а, загвоздочка. Ёк-макарёк, и что делать?
К счастью выпавший снег быстро стаял, так что я сумел проделать в этот день еще пять км. Не без результатно. Количество моих изумрудов пополнилось. Такая «Голконда» мне и во сне не снилась!
Скучать от безделья мне не приходилось.
29 октября я еще работал, а вот 30 октября выпал устойчивый снег, который уже не таял, и началась зима. Личные поиски мне пришлось прекращать. Баста! Золотые горы, нарисованные воображением, поманили и растаяли. Ну… видать, не судьба.
Но я не унывал. Я прошел вперед по безбрежным уральским просторам еще на 15 км, а потом стал возвращаться. Заходя во все населенные пункты, расположенные неподалеку от дороги. И вел обмен. Типа коробейника. Народ был здесь простой. Как говорится: «привыкли руки к топорам». Патриархальная идиллия:
В деревне мы жили,
Метелки вязали,
В Москву, в Москву,
В Москву отправляли…
Если кто и нашел красивые камешки у насыпи, то не знал, что это такое. Особенно мальчишки. Так как с царских времен самоцветы — государственная монополия. То есть статья. Мало кто сталкивался, мало кто в руках держал. А ювелирные камни — вещь в этих местах довольно редкая, да и мало их в свободной продаже.