— Йок, йок. Нет, нет! — сказал он тоном, не терпящим возражения. — Там зимья нет. Там — женьчинь. Плохой, плохой!..
«Плохой женьчинь». А, может, это женьшень? Но причем тут женьшень да еще плохой' — стоял я и мысленно старался разобраться в значении слова «женьчинь». Но как ни бился, ничего у меня не вышло. Тогда за разъяснением я обратился к незнакомцу. И для него такая задача оказалась не из легких. По-русски он понимал не лучше, чем я по-туркменски.
И все же «общий язык» мы нашли. В основном он состоял из мимики и энергичных жестов, каких-то первобытных выкриков и бессвязных словосочетаний. Однако даже с помощью такого «языка» мы разобрались во всем до конца. Как я понял, мне была рассказана красивая местная легенда о шахской дочери — печальная легенда о любви и преступлении.
Дело было так. Окунувшись в очарование Востока, представьте себе, что степной маяк — мавзолей султана Санджара, груды битого кирпича, тишина, обнимавшая безлюдную степь — исчезли.
Мы в далеком прошлом. Вместо этого поднялась новая крепость — твердыня, застроенная глиняными хижинами ремесленников, добротными домами торговцев и чиновников, каменными дворцами военной и феодальной знати, соборной мечетью с высоким стрельчатым входом, сверкавшей яркой лазурью куполов. Прямой, как перст, минарет, украшенный разноцветными изразцами, высоко уходил в небо.
Вдоль узких кривых улиц, по арыкам струилась вода. Деревья шелковиц смыкали над ней свои густые кроны.
Древний город был полон муравьиной суетой. Куда-то спешили нищие, калеки, чиновники, богачи. Ехали конные, запряженные в арбы ослы. Кое-где в ремесленных мастерских слышались удары молота о наковальню, пахло углем и железной окалиной. Перед харчевнями дымились узкие жаровни, на которых с треском и шипеньем жарился бараний шашлык. Густой синий чад, разносившийся отсюда, вызывал у прохожих неукротимый аппетит.
В центре города красочно пестрела людьми и товарами базарная площадь, с утра до вечера гудевшая, как улей.
Широким зеленым кольцом вокруг города обвивалось его предместье. Здесь в глинобитных домишках ютились те, кто выращивал хлеб, фрукты, виноград, овощи. Там же, находились караван-сараи, склады для купеческих товаров и воинские казармы.
В один из прекрасных дней с купеческим караваном Гусейна Новбари в благословенную Аллахом чужую столицу прибыл странствующий монах — дервиш. Это был молодой красивый человек с лицом открытым и загорелым, оживленным блеском больших карих глаз и очень белых ровных зубов.
Скромное, но весьма чистое одеяние монаха составляли голубая чалма, темно-серые узкие брюки, белая рубашка, поверх которой был надет коричневый жилет. На левом боку, на медной цепочке дервиш носил большую экзотическую раковину, покрытую черным лаком и предназначенную для подаяний.
С тех пор на базарную площади в городе, где целый день толпился народ, каждое утро приходил и дервиш Муса. Он медленно продвигался по базару и громко пел стихи из священного корана. Тот, кто слушал его, вряд ли понимал их значение, но в протянутую руку Мусы нет-нет да и ложились медные монеты. Получив вознаграждение за песню, дервиш опускал деньги в раковину и снова принимался петь.
В это время в саду, среди роскошных цветников шахского дворца, скучая от безделья, целыми днями задумчиво бродила юная дочь шаха Зульфия. Тонкая, стройная, в полупрозрачном розовом платье, она сама была как свежий, едва распустившийся бутон хорасанской розы. Зульфия рассеянно следила за полетом бабочек, порхавших над цветами, прислушивалась к гудению взлетевшего шмеля и вспоминала поэтические строки, написанные в ее честь придворными льстецами.
И с чем они только ни сравнивали ее, эти смешные поэты! И с трепетной степной ланью, и со стройным кипарисом, и с самой лучшей розой в цветнике великого шаха. Не обошли они своим вниманием и ее глаза — две черные звезды вселенной, ее брови, похожие на туго натянутую тетиву, ее нежные алые губы, как два лепестка граната и щеки, как две зари на чистом небосклоне.
Короче, история обычная. Чтобы не растягивать историю на стандартные тысячу и одну ночь, расскажу лишь концентрированную выжимку из сюжета. Юная и красивая дочь шаха полюбила красавца-дервиша. И между делом сказала ему, где проходят подземные кирязы, по которым питьевая вода Мургаба поступает за городские стены. Молодой же дервиш оказался шпионом, сыном враждебного шаха. Предводителя орды кровожадных кочевников. Он не замедлил явиться в город с отцовской армией. Перекрыл подземный водопровод, город взял на меч. Всех убил и город разрушил.