- Я схожу за салфеткой, надо все здесь убрать.
И вышла.
Мишель остался в комнате один. Некоторое время смотрел ей вслед, а потом стал складывать книги в коробки. Некоторые из них пролистывал. Прочитывал один-два абзаца. Многого не понимал, но все равно было безумно любопытно. Он сложил уже две коробки, а Мари все не возвращалась. Зато была тишина. И был замечательный очаг, который он рассматривал некоторое время – такой непохожий на те, что строили в Трезмоне много веков назад.
В конце концов, он не выдержал. Хозяйки не было уже очень долго. И он вышел из библиотеки.
- Мари! – громко позвал король.
Пошел по коридору, заглядывая в комнаты. И вдруг услышал тихие всхлипы. Где-то плакали. Мари, больше некому. Он толкнул очередную дверь – заперто. Прислушался – плакали именно за ней. Постучал.
- Мари!
Этот окрик резко вывел ее из кошмарного состояния, в которое она сама себя загнала. Сидела на полу в ванной и захлебывалась рыданиями. Ее намерения привести библиотеку в порядок были позабыты. Едва намочила салфетку, как из глаз потекли слезы. И чем дольше бежала холодная вода из крана, тем отчаяннее хотелось плакать. Что за чертов день, в конце концов? И когда она успела стать истеричкой? Все навалилось, будто испытывая ее на прочность. Но самое ужасное – это не Алекс, это не продажа дома, не сумасшедший, которого она зачем-то привела с собой. Самое ужасное – осознание беспомощности.
Мари схватила салфетку и стала вытирать лицо от слез, крикнув чуть охрипшим голосом:
- Что вы хотите?
- У меня закончились коробы для книг, - соврал Мишель.
- А у меня закончились силы продолжать весь этот абсурд, - пробормотала она, но встала и открыла дверь, высунув голову и взглянув на «Его Величество». – Идемте на чердак.
И, ни на минуту не останавливаясь, прошмыгнула мимо него в надежде, что он не успел увидеть ее покрасневших глаз. Убежала не далеко. За пару шагов Мишель догнал ее, схватил за руку и развернул к себе.
- Вы плакали. Почему?
- А разве вас это касается?
- Пожалуй, что нет. Но… такая дама, как вы, не должна плакать. Кто вас обидел?
Мари посмотрела на его ладонь, сжимавшую ее руку. Отчего-то сделалось неловко.
- Какая дама? – устало спросила она, чувствуя, что по-дурацки заливается краской. – Какая такая?
Проследив за ее взглядом, Мишель отпустил пальцы.
- Вы достойны самой возвышенной любви, Мари, - сказал он негромко. – Вы заслуживаете счастья. И тот, кто не оценит вас по достоинству, лишь глупец и слепец. Его можно только пожалеть.
- А почему одна дама достойна счастья, а другая – нет? Конкретно я чем выделяюсь?
Мишель рассматривал ее лицо, запоминая каждую черточку. Снова восхитился глазами, которые, даже заплаканные, были самыми прекрасными на свете. И все-таки попросил:
- Расскажите, что случилось, и вам станет легче.
- Вы невыносимы. Я вижу вас первый раз в жизни. И вам всенепременно надо знать, почему я считаю себя никчемной?
Мишель улыбнулся в ответ.
- Я невыносим. Об этом известно всем моим подданным. Возможно, мне не надо знать, но вам надо рассказать. И подумайте о том, что через день я уеду. И вы никогда больше не увидите меня. Идемте.
И он протянул ей руку. Мари перевела взгляд с его лица на его ладонь. Почему-то ей так захотелось подать ему свою, этот жест был бы самым естественным, какой только можно себе представить.
- Куда? – глупо спросила она.
- За мной.
Он привел ее обратно в библиотеку. Даже несмотря на заброшенность, комната располагала к задушевным беседам. Усадил на диван, распахнул окно и, присев к очагу, стал разводить огонь. За окном пошел снег. Его Величество оглянулся на Мари и спросил:
- Вы любите зиму?
Она следила за его движениями и почти ни о чем не думала. Напряжение, вылившееся в истерику, оставило за собой одну только пустоту. Тяжелую пустоту, причинявшую физическую боль. Но слез больше не было – и то хорошо.
- Люблю, - тихо ответила Мари, - а вы?
- Очень люблю. Мне всегда кажется, что именно зима дает начало всему новому. Просто это еще не заметно.
Очаг разгорелся, Мишель подбросил поленьев, которые весело затрещали. И сел рядом на пол, опершись спиной на книжный шкаф. Он внимательно смотрел на Мари и молчал.
- Здесь два года никто не топил камин, - сказала Мари, глядя не на него, потому что в нем ее что-то смущало – и с каждой минутой все сильнее, но на огонь, - не знаю, кто из нас ненормальнее. Вы с вашим королевством или я с… со всем этим.