XIII
1185 год, Фенелла
Брат Паулюс Бабенбергский сладко зевнул, потянулся спросонок и, скинув с себя шкуру, сел на тюфяке, который был брошен на пол, и на котором он провел несколько часов сна. Его топчан был занят заявившимся к нему вчера забавным привидением с длинным именем, из которого он помнил только часть – Лиз. А лечь на сундук нетрезвый ум монаху не подсказал. Весь вечер загадочная гостья выясняла, куда она попала, и не менее долго пыталась обнаружить какую-то «дыру». Про это брат понял не очень отчетливо. А утомленная своими безуспешными поисками, далеко за полночь, она заснула, почти рухнув на его постель. И теперь так мило спала, похрапывая, как маленький медвежонок.
Становилось все светлее. Паулюс пригляделся внимательнее, медленно почесал затылок, и в его несколько протрезвевшую голову закралась не менее светлая мысль: девушка, спящая на топчане, не привидение. Он осторожно прикоснулся пальцами к ее руке, лежащей поверх одеяла. Рука была теплой и нежной. И вздрогнул от неожиданности, когда Лиз резко села, широко распахнув глаза. Оглянулась по сторонам, снова смежила веки и откинулась назад, на топчан.
- О, нет… - вяло протянула она, - только не это…
- А что должно быть «это», сестра моя? – спросил Паулюс, поднимаясь, наконец, с пола и убирая тюфяк в сторону.
- Моя комната. С розовыми портьерами и плюшевым медведем у изголовья, - уже живее ответила она, - и никакая я тебе не сестра. Хватит уже!
Монах удивленно воззрился на нее, пытаясь хотя бы примерно представить, о чем она говорит.
- Ты, вероятно, плохо спала, сестра моя. Это потому что на новом месте. Ничего. Я сейчас схожу к старой Барбаре за хлебом и молоком. Будем завтракать.
- Хватит. Называть. Меня. Сестрой!!! – окончательно проснувшись, воскликнула Лиз, тут же снова приподнялась на постели и с надеждой посмотрела на монаха. – Слушай, а сейчас правда 1185 год, а? Или этот дебил Алекс меня разыграл? Или съемки какого-то шоу для телевидения?
Брат Паулюс пододвинул стул и сел. Сознавая, что вот сейчас он вообще почти ничего не понял из того, что она сказала.
- Сестра моя, на каком языке ты разговариваешь? В каком королевстве ты учила французский?
- Nickel… все с тобой ясно… а до Парижа далеко?
- До Парижа? Да рукой подать! Недели через три доберешься.
- Три недели? – опешила Лиз. Впрочем, будто эта информация ей что-то давала. В двенадцатом веке ее дома еще не существовало. Его построили, когда ей было десять лет. Она взглянула на Паулюса и совершенно не к месту спросила: - Слушай, а какого черта ты вчера ко мне целоваться лез?
Брат Паулюс открыл было рот, чтобы попытаться ответить что-то вразумительное, когда в дверь постучали. Нет, не так… Дверь едва не вышибли стуком.
Монах удивленно посмотрел в сторону едва державшихся петель. Потом перевел взгляд на Лиз. «Надо бы ее спрятать», - решил Паулюс. Резко подняв за руку девушку с топчана и притащив ее к сундуку, он открыл его и грозным шепотом велел:
- Залезай!
- А я там не задохнусь? – пискнула Лиз.
- Нет.
Она покорно кивнула. И вдруг при ясном солнечном свете посмотрела на ноги, торчавшие из-под шифоновой туники, и оценила пикантность ситуации – она в комнате монаха в полупрозрачном одеянии. Отчего-то подумалось, что провести остаток дня в сундуке – не самая плохая идея. Не то чтобы она корчила из себя скромницу... но отчего-то смутилась. И залезла в сундук.
В этот момент дверь в очередной раз загрохотала, чудом удержавшись на своем месте.
- Да иду я, иду, - бурчал Паулюс, направляясь к ней. На пороге он увидел маркиза-трубадура и недовольно спросил: - И какая причина заставляет тебя ломать двери в чужие покои ранним утром, друг мой Скриб?
Серж вихрем влетел в комнату и мрачно заявил:
- Я уезжаю в Конфьян! – подошел к сундуку, в котором только что спряталась Лиз, и добавил: - Доставай свое пойло.