— Забери это! — прошептала она.
— Да что ж такое-то! — воскликнула кухарка да так и замерла с открытым ртом. И правда, что ж она, не видала такого на своем-то веку?
Барбара принюхалась к меду — чудесно пахнет, замечательно! Перевела взгляд на герцогиню и медленно проговорила:
— Ваша Светлость… вы уж за дерзость не сочтите… но что у вас там по этим… бабским делам-то? Давно было?
— Пошла вон! — с расстановкой сказала герцогиня де Жуайез и откинулась на подушки.
Барбара поднялась, с растерянным видом осмотрела фигурку будущей королевы. Посчитала — герцог, почитай, пятый месяц как помер, стало быть… Старуха разулыбалась и проговорила:
— Вот радость-то будет королю Мишелю!
Катрин хмуро посмотрела на нее и строго сказала:
— Не будет королю Мишелю радости. Никому не будет. И не вздумай проболтаться. Прокляну!
Барбара в ужасе глянула на герцогиню и перекрестилась. Рыжая! Да еще глаза зеленые! Даже если не ведьма, а проклясть, даже случайно, может крепко.
— Никому, никому никогда не скажу, — испуганно заголосила старуха, чувствуя, что вот-вот расплачется. — Не погубите, Ваша Светлость!
И вместе с чашей бросилась к брату Паулюсу.
Теперь же, стоя посреди комнаты святого брата, Барбара вздрогнула, отгоняя от себя воспоминания, и снова посмотрела на кружку с вином.
— Да что-то герцогиня захворала. Сердце за нее болит. Такая молодая, да такая хворая. Не иначе оттого, что тощая.
— Да, слишком тощая, — согласился Паулюс, приятно вспомнив Лиз, у которой все было на месте и совсем не тощее. — А Андреас наш опять где-то запропастился? И как же без лекаря? Что с герцогиней-то? — спросил он Барбару и сунул кружку с вином ей в руки.
Та смутилась и ответила:
— Ой, да я толком-то и не знаю ничего. Говорят, сделалась ей дурнота, нашли без чувств, — тоскливо оглянулась на кружку с вином. — Вот что, брат Паулюс, пожалуй, мне полегче уже. Пойду я на кухню. Ужин готовить еще… Герцогине нужно хорошо кушать.
— Ступай с богом, Барбара, — проводил Паулюс старуху. И уже привычно метнулся к сундуку.
Откинул крышку, вытащил оттуда Лиз и усадил ее на кресло.
— Слышала? — спросил он ее почему-то шепотом.
— Угу, — отозвалась Лиз. — Попробуй тут не услышать, когда у старухи этакий голосина.
Она задумчиво взглянула на монаха и мечтательно сказала:
— Вот ведь… любовь…
— Любовь… И что мы с их любовью делать будем? — он с надеждой посмотрел на Лиз.
Девушка неожиданно резко почувствовала, как внутри разливается что-то горячее и одновременно нежное.
— Нужно найти Скриба и ему рассказать! — заявила она и порывисто поцеловала монаха, обнимая его за шею.
Паулюс ошалело притянул за пояс Лиз к себе поближе, крепко обнял и, не позволив ей отстраниться, теперь уже сам поцеловал ее. А отпустив, радостно выпалил:
— Как же замечательно, что ты не привидение, сестра моя!
Вскочил со стула и на ходу бросил:
— Не вздумай исчезнуть! Я скоро!
Не вздумай исчезнуть… Лиз тяжело вздохнула. Будто она собиралась исчезать из 2015 года. Кто-нибудь ее спрашивал? Но еще никогда в жизни обстоятельства не оказывались сильнее Вивьен Лиз де Савинье!
XVIII
2015, Бретиньи-Сюр-Орж
Restaurant Del Arte в Бретиньи-Сюр-Орж располагался практически у самой дороги и со стороны мог бы показаться придорожным кафе. Но у него были явные преимущества — там действительно была хорошая кухня, приличный интерьер, довольно неблизкое расстояние до железной дороги, что все-таки делало его почти тихим местом. А соседство с озером Каруж, на котором еще этим утром Мари писала эскиз, добавляло ему бонусов.
Они сели в углу зала, не выпуская ладоней друг друга. Мари смотрела, как за окном светят фары пролетавших мимо машин, и думала, как быстро вечер вступил в свои права. Стрелка часов неумолимо двигалась вперед, а ей отчаянно хотелось вскочить со своего стула и остановить часы.
— Я бы посоветовала тебе что-нибудь, — сказала она Мишелю, — но можешь рискнуть сделать заказ сам.
Он взял в руки меню. Курица, говядина, пицца — вчерашний блин с сыром… Поднял на Мари удивленные глаза:
— А что такое «креветки»?
— Ты раков ел когда-нибудь? — заговорщицки подмигнула она.
— Я здоров, зачем мне их есть? — еще более удивляясь, спросил Мишель.
— Потому что это вкусно! Попробуй.
— Может, не надо? — с опаской уточнил Его Величество. — Наш придворный лекарь дает фаршированных раков с сахаром только тяжело больным.
Мари удивленно моргнула. Чувствуя, что вот-вот рассмеется, она быстро перегнулась через стол и коротко поцеловала его.
— С сахаром? Точно? — тихо спросила она.
— Точно с сахаром, — не понимая, что так смешит ее, ответил он. Но от ее улыбки и самому становилось теплее.
— А козий сыр ты любишь?
— Люблю. Наша Барбара делает его неплохо. Но я иногда посылаю за сырами в соседний замок, в Жуайез. Тамошняя кухарка из Фрибура. Она делает восхитительные сыры, козьи тоже. Невозможно остановиться. Лучшие в округе. Барбара ужасно обижается на меня за это, — засмеялся Мишель, вспомнив надутый вид своей кухарки.
Мари замерла с открытым ртом и внимательно вглядывалась в его черты. Каждое слово — целая история. История, наполненная событиями, звучавшими так обыденно, так… привычно? Будто она сама была их частью. Могла бы быть, родись на восемь столетий раньше…
— Тогда закажи лазанью, — дрогнувшим голосом ответила Мари и уткнулась в меню, — ее здесь подают с козьим сыром и шпинатом. Вино Торчикода Саленто. Подойдет. Я буду то же.
Лазанья оказалась интересной на вкус. Что-то напоминала, что именно Мишель так и не вспомнил, и с большим аппетитом ее съел. Вино было неплохим, но ви́на, которые присылали ему из разных монастырей, были гораздо вкуснее. Или привычнее?
— Мари, а ты могла бы покинуть свой мир? — неожиданно даже для себя самого спросил он вдруг.
Она отчего-то сразу поняла, о чем он говорит. Никого и никогда в своей жизни она не понимала так, как его.
— А это… возможно?
— Возможно. Ты смогла бы?
Мари медленно обвела взглядом зал ресторана, внимательно вглядываясь в лица людей. Чей-то смех, негромкая музыка, полумрак. У нее здесь совсем никого нет. Совсем. Никого. Ничего не держит.
— Я не знаю, — прошептала она. — Наверное.
Мишель бросил на девушку быстрый взгляд. По-прежнему не решаясь рассказать ей все.
— Пойдем, погуляем?
Она кивнула. Попросила счет и спешно расплатилась.
Они вышли в морозную ноябрьскую ночь, толком не понимая, что делать дальше и куда идти. Мари втянула носом воздух и приподняла воротник своего пальто. Оно оказалось все-таки слишком тонким для этого резкого начала зимы в конце ноября. Снег падал под ноги мелкой крошкой. Она смотрела, куда ведет протоптанная тропинка, и улыбнулась — к озеру. Здесь все и всегда ходят к озеру.
Мари взяла Мишеля за руку и направилась к тому самому месту, где только утром стоял ее мольберт. Там было темно и тихо. Подошла к самой кромке воды и потрогала носком ботинка лед, покрывавший ее поверхность. Лед был тонкий, почти дышал.
— Есть хоть небольшая надежда, что все закончится хорошо? — спросила она звонким, не своим голосом.
Он встал у нее за спиной, притянул к себе, крепко обняв, и зашептал, иногда касаясь губами ее ушка:
— Есть! Твое ожерелье… оно волшебное. Оно может исполнить желание своего владельца. Единственное желание.
Он перевел дыхание.
— Но, Мари, я не хочу, чтобы ты решала сразу. Потому что потом изменить ничего будет нельзя. Все, что случится, будет навеки.
— Моя змея? — тихо спросила Мари. — Ты за ней пришел?
— И да, и нет… Это ожерелье… оно принадлежало моей семье. Оно всегда, на протяжении многих веков охраняло нас всех. Но однажды исчезло, было украдено. И с тех пор мой род стали преследовать несчастья…