Паулюс глянул на Лиз. Сделал «страшные глаза». И шепотом спросил:
— Папа так быстро ушел?
— Ошиблись адресом, — соврала она. — Кофе хочешь?
— Что я хочу? — переспросил Паулюс.
Лиз тяжело вздохнула. И тут же, рассмеявшись, погладила его шею.
— Ничего, привыкнешь. Можно дурацкий вопрос?
— Можно, — торжественно объявил Паулюс и стащил с себя рубашку.
Лиз пробежалась глазами по его плечам, рукам, мышцам на груди и животе… и еще… пониже… Сглотнула. Античный бог. Не иначе. К-н-и-г-о-л-ю-б.н-е-т
— Я все никак не запомню. Как тебя зовут? — прервавшимся голосом спросила она.
Он резко притянул ее к себе и прошептал на ухо, касаясь губами кожи:
— Паулюс. Бабенбергский.
— Отлично, — закрывая глаза, и томно откинув голову назад, прошептала Лиз, — я буду звать тебя Поль Бабенберг.
«Поль Бабенберг», — отозвалось в ней. Поль Бабенберг? Лиз резко распахнула глаза, похлопала ресницами и прошептала: — Поль Бабенберг?
Следующий час обнаженный бывший монах, сидя на кровати, следил за отчаянно мечущейся по комнате Лиз, которая, энергично жестикулируя, рассказывала ему о том, как двадцать лет назад из семьи партнера ее отца, Николя Бабенберга, исчез трехлетний сын Поль.
За этот час Паулюс даже, кажется, успел вздремнуть. Он бы с большей охотой занялся совершенно другим и даже пару раз пытался остановить ее рассказ поцелуем. Но справиться с Лиз, что-то вбившей себе в голову, было невозможно. Когда она все-таки завершила свое увлекательное повествование, он зевнул и сказал:
— Печальная история. Жалко мессира Николя.
Лиз остановилась посреди комнаты и внимательно посмотрела на Поля. Теперь она уже видела в нем сходство со стариком Николя. Сходство? Черт, да это его молодая копия. Очень красивая копия!
— Ты ничего не понял? Николя — твой отец!
Как это могло произойти, в голове ее не укладывалось. Но там же не укладывались очень многие вещи. Например, почему байкер из ее юности однажды свалил от нее на какой-то рокерский фестиваль с вещами и больше уже не вернулся, почему Алекс Романи бросил Легран ради ее сомнительной персоны. Почему Легран настаивала на натурализме там, где нужна была просто волшебная сказка. Почему она очутилась в двенадцатом веке. И, наконец, почему назад вернулась с Полем.
— Ерунда какая, — Паулюс решительно отмахнулся от фантазий Лиз. — Я — сирота. Меня подбросили в монастырь. Брат Ансельм нашел меня. Мне было… года три, — он замолчал и уставился на девушку.
— И в рубашечке с надписью «Поль Бабенберг»? — прошептала она, подсев к нему на кровать. — Беленькая? Трусиков не было.
— Беленькая, — Паулюс кивнул и осторожно уточнил: — А чего не было?
— Того, что ты на мне порвал, — глупо хихикнула Лиз.
Глаза Паулюса округлились. Он попытался представить «то, что он порвал» на себе и содрогнулся.
— Domine Iesu, куда я попал?
— Домой! С папой поедешь знакомиться завтра. А сегодня… — Лиз лукаво улыбнулась и дернула узелок пояса на халате.
Завтра, так завтра. Лиз права. Какая разница куда, важно, чтобы вместе. Он рывком сдернул с нее одеяние и, наконец, осуществил свою мечту. Или две. Нет, три…
Потому что им наконец-то(!) никто не мешал.
XXVІІ
1185 год, Фенелла
Облаченный в черный плащ, украшенный серебряным шитьем и драгоценными камнями, поверх делового костюма и при галстуке, Великий магистр Маглор Форжерон восседал на троне короля Мишеля, оперев правую руку на его меч, а левая покоилась на подлокотнике. Он глядел в пространство и ожидал того часа, когда перенесется в свой замок — туда, где смыкаются пространство и время. Но сперва следовало покончить с этой историей.
Шум, раздавшийся у входа в тронный зал, заставил его обратить свой взор к вошедшим. Он едва удержался от улыбки. Король Мишель и его крестница, облаченная в мужские одежды. Рука об руку. Великий магистр задержал взгляд на лице короля, ожидая увидеть в нем то же выражение, что видел в лице его отца, попавшего в ловушку Межвременья под Фореблё, когда он обменял жизнь Элен на свою. Но не видел ничего, кроме решительности и собранности.
Не выпуская руки Мари из своей, Мишель подошел к Маглору Форжерону, молча забрал у него свой меч и сказал:
— Мессир, у нас найдутся для вас удобные кресла. Но этот трон — не ваш, будь вы хоть трижды Великим магистром.
Его Величество крикнул слуг, чтобы к его трону приставили трон королевы. И вопросительно посмотрел на «дядюшку».
Маглор Форжерон криво усмехнулся. Он чувствовал в этом короле силу, какой недоставало его отцу. Он чувствовал также и то, как на его собственных глазах Мари наполняется силой, какой никогда не было в ней в том времени, в котором она прожила двадцать лет своей короткой жизни. Великий Магистр поднялся с трона и отошел на шаг, уступая место Его Величеству.
— Слуги не придут. Все замерло в Межвременье, сир, — объявил он. — Я же должен задать вам свой вопрос снова. Ее жизнь или ваша?
И кивнул на побледневшую Мари. Та вздернула свой подбородок и сильнее сжала руку Мишеля.
— Вам захотелось славы гистриона, мессир? — усмехнувшись, спросил тот. Он подвел девушку к своему трону, усадил ее и встал рядом, опираясь на спинку. — Решили устроить представление перед зрителями? Что ж… мой ответ вы знаете. Я не изменю своего королевского слова.
— Королевского слова! Я задам свой вопрос третий раз. Ваша жизнь — жизнь короля, надежды вашего королевства и ваших подданных? Или жизнь дочери безродной крестьянки, чьего имени никто не помнит, хотя она была взята в дом кормилицей для нерожденного дитя ваших родителей? Младенца, исчезновения которого никто и не заметил, кроме несчастной матери, покончившей с собой грешницы? Чья жизнь, племянник? Твоя или ее?
Мари шумно выдохнула и посмотрела на Мишеля. Что ж, по крайней мере, ясно, почему она здесь. А еще решительно ясно, что дядя сошел с ума.
— Великий магистр! — Его Величество повысил голос. Так, что он теперь отражался от голых, не покрытых шпалерами стен и потолка большого зала. — Я в третий раз дам вам тот же самый ответ. Чего вы тянете?
Маглор Форжерон замер со зловещей улыбкой на устах. Дочь кормилицы встрепенулась, обернулась к королю и схватила его за руку.
— Без его жизни не будет моей, — ровно проговорила она, и под каменными сводами замка многократным эхом проносились ее слова.
Взгляд Великого магистра погас. Все, что было в нем — чернота. Он приблизился к королю и громким шепотом прошипел:
— Александр де Наве отрекся от Элен. От наследницы рода царственных магов. Наследницы и отступницы. Ты хочешь умереть ради дочери крестьянки? Ты слышишь себя, король?
— Я слышу себя, мессир. Но вы меня не желаете услышать. В чем вы хотите меня убедить?
— Да в том, болван эдакий, что я не собираюсь разрушать истинную любовь! — заорал Великий магистр.
Его Величество озадаченно посмотрел на Маглора Форжерона. И обратился к Мари:
— Ты что-нибудь понимаешь? Ты все же знаешь его лучше, чем я…
Мари поморгала. А потом улыбнулась.
— Ну… В прошлом году у него диагностировали атеросклероз, — произнесла она медленно, — а современную медицину он не признает…
Мишель коротко кивнул. Слова Мари ничего ему не объяснили. И снова взглянул на Великого магистра.
— Мессир, так чего же вы хотите?
— Покончить с местью, дорогой племянник! — торжественно объявил Маглор Форжерон и ткнул пальцем на ожерелье. — Змея вернулась к ее владельцу. Мари вернулась домой. А ты достойнее твоего богомерзкого батюшки. Петрунель всем нам оказал услугу.
В этот момент за окном сверкнула молния, и страшным грохотом разнесся гром. В ноябре. Накануне зимы. Когда снег стелился по земле мягким белоснежным ковром.
— Ну, это уж слишком, любезный племянник! — объявил в Безвременье Маглор Форжерон. — Я намерен передать трон и титул Великого магистра королю Мишелю, так что даже не трепыхайся!