Брат Паулюс открыл было рот, чтобы попытаться ответить что-то вразумительное, когда в дверь постучали. Нет, не так… Дверь едва не вышибли стуком.
Монах удивленно посмотрел в сторону едва державшихся петель. Потом перевел взгляд на Лиз. «Надо бы ее спрятать», - решил Паулюс. Резко подняв за руку девушку с топчана и притащив ее к сундуку, он открыл его и грозным шепотом велел:
- Залазь!
- А я там не задохнусь? – пискнула Лиз.
- Нет.
Она покорно кивнула. И вдруг при ясном солнечном свете посмотрела на ноги, торчавшие из-под шифоновой туники, и оценила пикантность ситуации – она в комнате монаха в полупрозрачном одеянии. Отчего-то подумалось, что провести остаток дня в сундуке – не самая плохая идея. Не то чтобы она корчила из себя скромницу... но отчего-то смутилась. И залезла в сундук.
В этот момент дверь в очередной раз загрохотала, чудом удержавшись на своем месте.
- Да иду я, иду, - бурчал Паулюс, направляясь к ней. На пороге он увидел маркиза-трубадура и недовольно спросил: - И какая причина заставляет тебя ломать двери в чужие покои ранним утром, друг мой Скриб?
Серж вихрем влетел в комнату и мрачно заявил:
- Я уезжаю в Конфьян! – подошел к сундуку, в котором только что спряталась Лиз, и добавил: - Доставай свое пойло.
Брат Паулюс метнулся к нему и живо уселся на сундук.
- Коль ты оскорбляешь мой божественный напиток, не дам его тебе ни капли, - скрестил он руки на груди. – Впрочем, на столе осталось немного… А что это ты так заторопился? Ты же, кажется, собирался присутствовать на венчании своей герцогини и короля Мишеля?
- К черту венчание. И ее тоже к черту, – глухо сказал он. – Я не могу больше…
Глаза монаха полезли на лоб.
- Пожалуй, тебе стоит выпить, - он поднялся и налил вина из бочонка, стоящего на столе. – Пей! – протянул он кружку Скрибу.
Серж послушно принял вино и решительно влил его в себя.
- Я пришел проститься, друг мой Паулюс, - мрачно проговорил он, - не знаю, свидимся ли… Но в Конфьяне всегда примут тебя!
- Не хочешь ли ты рассказать мне, что случилось? – оправив скапулярий, спросил Паулюс.
Серж дернул плечами и поставил кружку на стол.
- Все то же. Мечты трубадура разбились о железную волю герцогини. Эта женщина не знает, что такое любовь. Она не умеет любить.
- Ты придумал какой-то идеальный мир. И не желаешь понять очевидного: подчас знатная герцогиня может позволить себе много меньше простого придворного музыканта.
- А что ты с утра такой трезвый? – еще больше мрачнея, отозвался Скриб.
- Дела у меня. Завтра свадьба. Не пристало святому брату на ногах не держаться. Еще обряды перепутаю, - и Паулюс громко рассмеялся.
При слове «свадьба» Серж смертельно побледнел, и руки его сами собой сжались в кулаки.
- Ты и мертвецки пьяный все сделаешь верно, - хрипло проговорил он и подошел к окошку, глядя, как снег укрывает землю в предпоследний осенний день. Не выдержал, обернулся к Паулюсу и воскликнул: - Если бы она хоть слово сказала! Если бы хоть признала! Паулюс! Что мне делать теперь?
- Но-но! Ты полегче, - рявкнул монах, глянув на кулаки Скриба. – Я же не виноват, что у тебя любовь безответная. Выбрал бы себе кого другого для воздыхания. А так… я тебе уже давно сказал, что делать. Признайся ей кто ты, и дело с концом. Хотя… король все же получше маркиза будет.
Последнее замечание было сказано с самым задумчивым видом.
Взгляд маркиза погас. Руки свесились вдоль тела, а кулаки разжались сами собой. Безжизненным голосом Серж произнес:
- Я уезжаю на рассвете. Если захочешь проститься…
- Ступай, сын мой, - сказал ему вслед брат Паулюс. – Я загляну к тебе после заутрени.
Он дождался, пока за Скрибом закрылась дверь, подскочил к сундуку и открыл его.
- Как ты тут? – спросил он у Лиз.
Лиз зажмурилась – после кромешной тьмы свет резко ударил по глазам.
- Живая! – заявила она. – Это что за полудурок был?
Разговор она, разумеется, слышала. И поняла достаточно, чтобы сделать выводы. Брат Паулюс хохотнул. Манера изъясняться у его гостьи была более чем необычна.
- Это трубадур из соседнего замка. Завтра у его госпожи свадьба. С нашим королем. А он никак поздравительную песнь сложить не может. Наверное, - и Паулюс рассмеялся еще громче.
- У тебя есть, во что переодеться? – спросила Лиз, вполуха слушая его разъяснения и снова критическим взглядом осматривая свой туалет.
Монах не менее критическим взглядом осмотрел наряд своей гостьи, задержавшись на всех соблазнительных местах.
- Жаль, что ты желаешь переодеться, - вздохнул он. – Но гардероб у меня невелик. Могу до завтра дать тебе свою праздничную сутану.
- Сутану так сутану, - махнула рукой она. Но под его взглядом покраснела, - ты во мне дыру просмотришь! А еще монах!
Паулюс только хмыкнул, достал ей из сундука одежду и пошел к двери.
- Ты пока переодевайся, а я все же схожу к старой Барбаре. Завтрак нам обоим не помешает.
Отсутствовал он недолго, едва хватило времени переоблачиться, и скоро вернулся, поставив на стол свежий хлеб, молоко и мед. Лиз в сутане выглядела еще привлекательнее. И глядя на нее, он пьянел без вина.
Ей же ужасно хотелось есть. Все-таки она не ела несколько… столетий. Усевшись за стол и приступив к еде, Лиз с любопытством поглядывала на монаха и, наконец, отважилась спросить (и откуда эта странная робость, решительно ей несвойственная?):
- Так как, говоришь, тебя зовут?
Брат Паулюс едва открыл рот, чтобы ответить… как вновь раздался негромкий, но уверенный стук в дверь.
Монах бросил быстрый взгляд на Лиз, развел руками и коротко произнес:
- Сундук.
Она покорно вскочила из-за стола и проследовала к своему убежищу. Спрятав ее, Паулюс поплелся открывать, мысленно возмущаясь, что за отвратительное утро, если не считать прелестной гостьи, неизвестно откуда взявшейся на его голову. И если это снова Скриб, уж он ему расскажет!
Паулюс зло распахнул дверь и увидел на пороге герцогиню. Она решительно вошла в комнату и повернулась к хозяину.
- Здравствуйте, брат Паулюс, - госпожа Катрин стояла перед ним, надменно глядя куда-то вперед. – Не будете ли вы столь любезны сказать Его Величеству, что я покидаю замок, и передать ему это послание?
И она нервным движением достала из рукава письмо.