- Я же тебе говорю, "зажирели". Никого не бояться. Думают если под двумя крышами ходят, то и пуля не достанет, тихо рассмеялся Курчавый.
- Наивные, улыбнулся Роман.
- А я про что, улыбался Курчавый.
- Надо будет...
- "Тачки" уведем в Москве, перебил Курчавый, будто предугадав вопрос. В разных районах. Пацаны сделают тихо. Уже присмотрели парочку.
- Кто нибудь был внутри. Что там? Сейф есть? спросил Роман.
- Ты будешь сильно удивлен, ухмыльнулся Курчавый. Они "бабло" сразу в мешки складывают, в другой комнате.
- Почему?
- А таких больших сейфов, еще не придумали, усмехнулся Курчавый.
- Слушай, вон там люди ходят, они что дежурят здесь всегда? показал рукой на "стайку обывателей" Роман.
- В этом и заноза, тяжело вздохнул Курчавый. Круглые сутки тусуются. Костыль подходил, "терся меж ними", но так "ни хера" и не понял. Чего они "шоркаются"?
- Значит в субботу, их надо отвлечь, задумался Роман.
- А как? пожал плечами Курчавый. Мороженое бесплатно раздавать, усмехнулся он.
- Жратву, улыбнулся Роман.
- Чего? опешил Курчавый.
- Надо купить "жратву", желательно целую машину. Поставить ее вон там, указал рукой Роман. И раздавать бесплатно, "с понтом" гуманитарная помощь. Понял? А краска, тебе понадобится, что бы по всему городу, на стенах , ночью, написать об этом. Усек? усмехнулся Роман, глядя на застывшее лицо Курчавого. Или нет? тихо спросил он.
- Ну ты "блин" мудрый, медленно покачал головой Курчавый. Я бы не додумался.
- Народ голодный сейчас, потому многие туда сбегутся. Если не все население.
- А "понту" нам за свои "бабки" скупать "жрачку", можно "на халяву", криво улыбнулся Курчавый.
- Отжать не метод, нам по тихому надо. Что бы никто потом "хвост не прищемил", понял? - Угу, кивнул Курчавый. Я даже знаю что привезу. Есть у меня на примете, один "крендель" залетный. Он "хавку" в столицу возит, из Вологды, кажется, поморщился Курчавый.
- Еще лучше, произнес Роман. Водителя напоить "в хлам", денег дать. Ну что бы утром, ничего не вспомнил. А "пассажира" из Вологды, спишем. Тогда нам никто не помешает, спокойно заниматся "Обществом Полет", усмехнулся Роман. Как тебе такой вариант, посмотрев на Курчавого, спросил Роман.
- "Ничтяк", кивнул Курчавый.
- Тогда следующая суббота наша, сказал Роман.
- Ага. А вот и Гена идет.
К машине подошел худощавый парень, нагнулся и тихо сказал:
- Там просто "проходняк", усмехнулся он, глядя на Курчавого.
- Нормально, произнес Курчавый. Давай за руль, погнали домой.
- Понял, кивнул Гена, открывая дверцу.
- "Тачка" клевая? спросил Роман.
- "Нулевая", ответил Гена, усаживаясь за рулем. Я мимо прошел, от нее еще "заводом пахнет". Живут же буржуи, тихо произнес Гена, и завел двигатель.
- А мне "Волга" больше нравится, улыбнулся Курчавый. Просторная.
- Каждому свое, сказал Роман, глядя на "девятку" .
- Поехали уже, хлопнул рукой по сиденью Курчавый. Жрать охота.
- Угу, кивнул Гена
Роман смотрел на провинциальный город, "проплывающий" за окном, и думал о Людмиле. " Мой самый сокрвенный, и красивый цветок, улыбнулся своим мыслям Роман. Ты вынесла меня, и приняла, не упрекала, и молчала... Как могла поддерживала, не врала... Меня не лихорадит, нет, прошел тот ужас, успокоился... Теперь все ясно и легко, иду, и знаю, для чего... Ты и Мишка, вот моя стена... Семья, оплот, да как угодно назови... Для вас сейчас живу, в этом "дурном мире"... Проклятой стране... Мне ничего не надо, я даже жизнь свою, уже не берегу... Когда почувствую тепло, скажу ему, огромному шару, как велико и тяжело, быть одинаковым, для всех... Спроси себя еще раз... Сможешь? И я отвечу,- я готов всегда...
" Что сказать себе, почему так давит грудь... А песня душевная, оттуда, о нас... Боль, она будто стон... Хочу говорить, но немота, мешает... Задыхаюсь... Душно, и стучит в висках, как дробь, словно камни осыпаются с гряды... А жизнь тоскливая штука, теперь я знаю. Водка... Плохое лекарство, что бы заглушить память, а она живая, бьется в тебе, не молчит, и вот уже, нахмурился, налил стакан, и кажется , отпустит... Глоток, еще один, не отпускает, противно... Кто поймет, просто выслушает, не пройдет мимо, кто? Зачем тоска, в ней только упреки, по несбывшимся мечтам. Я живу для тебя, моя боль... Иногда что бы дышать, я пью "горькую", заглушая... Сколько можно так терпеть! Зачем она мне, такая..." Роман сидел в комнате, за столом, и пил водку. Громко звучала "афганская песня"... Наливая в стакан водку, он вдруг застонал, поставил бутылку, схватился за руки, прижимая их к груди, и свалился на пол.
- Отпусти! громко крикнул он, скрутившись на полу. Не могу больше! Больно! За что! Зажмурив глаза, он дрожал, и плакал...Легкий ветерок, промчался низом... Хлопнула входная дверь. Роман замер, прислушиваясь к звукам, медленно поднялся, и вытащив из за пояса пистолет, направил его на дверь. "Не возьмете, билось в его голове... Просто так, не получится... Постарайтесь "менты", очень... я не тот "сопляк", которого ..."
- Роман, послышался громкий голос Людмилы. Ты дома?"Она, Люда, родная, она... улыбнулся Роман, опустив пистолет. Мое спасение, глоток воды, в душной дали..." Быстро засунув пистолет под диван, он выпрямился, расправив плечи. Дверь в комнату открылась, на пороге стояла Людмила. В полумраке, шипел магнитофон, и глаза, эти безумные... Она посмотрела на него, и тихим голосом спросила:
- Тебе плохо?
- Родная, прошептал Роман, сделав шаг навстречу.
- Что случилось?
- Ничего, тяжело вздохнул Роман, и обнял Людмилу.
- Ты не бережешь себя, не думаешь обо мне, дрогнувшим голосом говорила она. Зачем ты так поступаешь? Пожалуйста, постарайся забыть...
- Конечно, посмотрев ей в глаза, промолвил Роман. Я хочу тебе кое что сказать, улыбнулся он.
- Говори, улыбнулась она в ответ. Это что- то хорошее?
- Очень, тихо ответил Роман. Я люблю тебя, больше своей жизни!
Глаза его искрились, голос не дрожал, будто внутри ожил другой, совсем не похожий на него человек. Такой трогательный, нежный, смущенный...
- Я всегда хотел сказать тебе... Ты моя тайна, океан, моя жизнь... без тебя я пропаду, умру... Он смотрел на нее... А она, с нежностью смотрела на него... Ловила каждое слово, словно узоры из кружева, околдованная сказка... Он ли это? Изуродованный, но сохранивший, в себе единственное,- любовь!
- Молчи, прошептала она, прижавшись к нему.
- Люблю тебя, тихо сказал он, прикоснувшись...
- Я не могу без тебя, ты мое дыхание, шептала она, целуя его.
- Любимая, я задыхаюсь... Ты...Единственная...
- Я люблю тебя Рома...
Закрутилось лето пыльное... За окном зеленая листва... То ли сердце мое двужильное, не болела так голова... В скромном платьице, в сторонке, словно листик на ветру, прячутся от всех березки, прикрывая наготу... Ах, как хочется мне жить, заново, другой... Ах как хочется напится, этой синевой... Ты что снова день проводит, и встречает солнца свет... Ты во мне живешь, и любишь... Я в тебе, ищу ответ... Закружило летом... В доме нагота... Ты одна такая, приняла меня... Буря красок ярких, жаркие слова... Я люблю тебя родная... Я живу, любя...
Свет, будто яркая вспышка...Роман лежал в кровати... Люда, накинув халат, села рядом, и взяв в свою руку, его ладонь, смотрела на пальцы. Он смотрел на нее, и улыбался.
- Ты чего? не выдержав молчания, спросила она, взглянув на довольное лицо Романа.
- Вспомнил как на "пересылке" в Ташкенте, "бэтров" гоняли, усмехнулся Роман.
- Кого? рассмеялась Люда. Гоняли?
- Ну да, смеялся Роман. Рассказать?
- Конечно, улыбалась Люда.
- Значит дело было так, закинув руку, за голову, начал Роман, глядя в потолок.
- Как? Кого ты там гонял? ласково смотрела она на Романа.
- Не смейся, улыбался Роман. Это так вшей прозвали, "бельевых". Ну которые в одежде живут, знаешь?
- А что , в баню не ходили? удивилась Люда.
- Какое там, хмыкнул Роман. Раз в месяц, если получится, нормально помыться, с хозяйственным мылом, значит красота.
- Почему?
- Тебе долго обьяснять, не поймешь, вздохнул Роман. И не надо в общем, оно тебе.
- Нам когда мед.сестра, выдала карандаш, и половинку лезвия "нева", мы наверно выглядели, как обезьяны, первый раз, увидившие людей.
- Это зачем, прыснула от смеха Люда. Бороду брить что ли?
- Какой там, улыбался Роман. Борьба с педикулезом
- А при чем здесь карандаш, не понимая, смотрела на него Люда. Записывать что ли?
- Ага, вшей переписывать, рассмеялся Роман.Сколько наловил, переписал, ждешь следующих.
- Ну правда Рома, зачем, опешила Люда.
- Половинку лезвия, в карандаш вставляешь, и получается, станок для бритья, которым и бреешь свои волосы, хохотал Роман. Поняла?
- Кошмар, покачала головой Люда.
- А я про что, говорю. Стоим мы перед ней, после помывки, порезанные и заклееные газеткой, как "папье из цветной бумаги". Разношерстные!
- Представляю, смеялась Люда.
- Один воин себе, задницу немного порезал, заклеил большим куском газеты. Так мед. сестра, подумала в туалет ходил, а бумага прилипла, кричала что бы отодрал, и привел в порядок зад. А мы стоим, без трусов, и "ржем как кони". Смешно было...
- А пальцы, вдруг спросила она, став серьезной. Здесь много переломов.
- Это потом, тяжело вздохнул Роман,убрав свою руку.
- Ты мне никогда не рассказывал, сказала она, глядя ему в глаза.
- Зачем тебе, чужая боль, выдержав взгляд, ответил Роман.
- Как хочешь, промолвила она, опустив голову.
- Мишку на выходные заберем?
- А ты будешь с нами? спросила она, теребя в руках пояс от халата.
- Конечно, буду. Пойдем в парк погуляем.
- Хорошо, кивнула она.
- А давай пельменей налепим, улыбнулся Роман. Очень хочется.
- А мясо, где взять, спросила Люда, взглянув на Романа. У людей ничего нет, одни макароны, или крупа, тяжело вздохнула Люда. Мы конечно не бедствуем, но...