Змеесос

— А я вот пекусь о своем народе! — заявил Лао зло. — Я бы не допустил такого, я бы вырвал бы свой народ из петли и из-под бритв и револьверов!

— Милейший, я этим только и занимаюсь последние два месяца, — сказал Иаковлев и насмешливо посмотрел вдаль.

— Ну и как, успешно?

— Как видите, уважаемый Дун, — ответил Иаковлев ледяным тоном. — И вообще, мы, по-моему, обговаривали полное невмешательство в дела друг друга! Что Вам дался мой народ? Займитесь лучше своим! Между прочим, у Вас во Вселенной холод, голод и нищета!

— А это уже Вы вмешиваетесь, — бодро сказал Лао. — Не надо, прошу Вас. Давайте лучше займемся делом. Мы тут не одни.

— Ну конечно, — добродушно согласился Иаковлев, и они немедленно оказались в зале для заседаний, в котором уже начался консилиум. Как уже было написано, в зале было тихо.

— Граждане и гости, хотя вас не существует Товарищи и господа, — заявил председательствующий Иаковлев. — Иногда мне кажется, что у нас вообще нет никакой власти. Это просто черт знает что такое!

Миша О. стоял «смирно» и охранял благородное сборище, которое имело вселенский смысл.

— Да, мы не одиноки во Вселенной, — продолжал Иаковлев, высморкавшись. — Но она ведь принадлежит нам! Все живое нам подчиняется, исходит из нас и приходит к нам! Я не буду рассказывать вам тайны, поскольку вам нельзя. Но помилуйте, есть ведь пределы безобразия!

— А что случилось? — прокричал с места Федоров.

— Случился беспрецедентный случай!

— Извините, — опять же с места крикнул какой-то неизвестный человек. — Я прошу слова!

— Пожалуйста, — миролюбиво сказал Иаковлев, — у нас демократия. Вы хотите с места или с трибуны?

— Как угодно.

Человек встал, достал из кармана сложенный листок бумаги и торжественно проговорил:

— Меня зовут Андрей Уинстон-Смит. Я поклонник философии Федорова. Я написал художественную прозу и хочу ее вам прочитать.

— Читайте, — разрешил Иаковлев.

Человек прокашлялся и прочел вот это:
"Однажды особь выпустили наружу. Поправив манжеты и выпив кофе, индивидуум сел в кресло и положил ногу на ногу. В глубине сознания раздавался еле слышный поток схлынывающей пустоты, хаотических устройств, которые, подобно угрожающему безумию ночных бабочек, когда-то облепляли тело и душу единой сферой ненужных чувств и нерешенных вопросов. Лишь загадочная улыбка напоминала о последовательно проведенном ряде компромиссов, сжигающих все неприятное внутри. Снаружи появился некоторый блеск — и больше ничего. Кофе обладал радостным вкусом, кресло было пушистым и нежным, цилиндр, словно вальяжный гость, застенчиво притаился на вешалке, а впереди ждал еще неоткрытый Китай. Трагедии и основные вопросы приобрели непередаваемое чувство милой реальности и прочно встали на почетное место в красивом шкафу среди прочих предметов — когда-нибудь их можно будет взять, оттуда, словно антикварную книгу, бережно смахивая пыль рукой в белой перчатке. И это все присутствовало будто всегда и в первый раз — даже простая весна с легкостью расщепляла атомы поисков смысла и создавала целостное и циничное восприятие окружающего — особь вступила на нечестный путь. Чашечки, побрякушки и прочий кайф вытеснили основу личности — как будто бы в самом деле можно было стать ближе к телу и придумать новые тайны.

— Чистая работа! — сказал то ли Бог, то ли врач, любуясь на свое создание, которое уже не волновалось о высших смыслах, заключенное в уверенность собственных смеющихся слез.

— По-моему, это бездарно, — сказал Иаковлев. — Последняя фраза вообще не выстроена. Вы все сказали или еще хотите что-то добавить напоследок?

— Да в общем… — начал человек, но Иаковлев перебил:

— Регламент! Освободите трибуну!

Человек вздохнул, грустно посмотрел в потолок, сложил пополам лист со своим творением и ушел в неизвестность.

— Вот так вот! — крикнул Иаковлев и повернулся в сторону сидящего слева Лао, который тихо спал и видел сон про то, как он совершает половой акт со своей женой. Иаковлев наклонился и ущипнул его. Лао вздрогнул и открыл глаза.

— Товарищ Дун, нельзя спать, корреспонденты! — зашептал Иаковлев.

— Угу, — кивнул Лао и икнул.

— Продолжаем, судари и сударыни! Я вам сейчас расскажу о том, что же случилось с нами.

Иаковлев поправил пиджак и выпалил.

— Он ушел от нас!

— Кто?!! — зашумело все вокруг.

— Он!!! Я даже знаю его имя… Его душа, его бессмертная часть, его, если хотите, чувство "я" принадлежит нам и только нам! И оно нам не досталось! Я правильно излагаю?