Мария старалась переводить тихо, чтобы разговор не привлек внимания работников и клиентов ресторана, хотя кто-нибудь из них мог знать английский. Она едва поспевала за бойким на язык «потомком баронов», а он все говорил и говорил.
– …однако будьте же справедливы и отдайте ему должное – Германия титаническими шагами идет к прогрессу! Ведь что движет развитием государства, как не экономика?
– Перевооружение вермахта грозит вот-вот подорвать германскую экономику, – возразил Хаим. – Экономика неотделима от политики, а большинство прогрессивных деятелей мира осуждает гитлеровский режим.
Англичанин укоризненно покачал головой.
– Ай-яй-яй! Вам надо выучить английский язык и читать «Таймс»! Фюрера, к вашему сведению, поддерживают министр Иден [26]и драматург Шоу [27], с восторгом отзывается о Гитлере исследователь Гедин [28], а он «ваш», между прочим! Да что я говорю – римский кардинал [29], иерусалимский муфтий [30]– главные сторонники Гитлера! Без одобрения рейха Ватикан теперь и пальцем не шевелит!
В горле мистера Дженкинса опять заклокотал кудахчущий смех.
– Не кто иной, как наш «да здравствует король» Эдуард [31]поднимал руку в «Зиг хайль!» Из его дружбы с Гитлером, возможно, вышел бы толк, если б наш монарх не пожелал жениться так опрометчиво… странный человек!
– Почему – странный?
– Если честно, эта его Уоллис Симпсон отнюдь не красотка. Длинноносая, тонкогубая жердина, два раза замужем! Не свежачок, так сказать! А ведь чем-то угодила, стала герцогиней Виндзорской! Говорят, хороша в постели…
Мария возмущенно замолчала, и мистер Дженкинс, сообразив, что наговорил лишнего, поспешил исправиться:
– Аристократка, умница, леди высокой пробы! Эдуарда можно понять! И все-таки… все-таки он сглупил.
– Он поступил так из-за любви, – тихо сказал Хаим.
– Да, представьте себе! Первый король в истории Великобритании, который сменял страну на женщину!
– Значит, он – настоящий мужчина.
Политически подкованный коммерсант отечески улыбнулся.
– Мой молодой друг! Вы, кажется, хорошо осведомлены о том, что такое любовь! И вы правы! Не зря, когда Эдуард совершал круиз по миру со своей фавориткой, народ повсюду встречал их воплями «Да здравствует любовь!» – Он закатил глаза. – Ах, любовь, магнетическое чувство! Недавно я видел новую версию фильма «Дама с камелиями» с Гретой Гарбо. Какая трогательная история любви! Как бесподобно Гарбо играла куртизанку Готье! Я – поклонник ее таланта! Нордическая королева, таинственная шведка! Вот кто в моем вкусе… Кстати, она – любимая актриса фюрера.
Мистер Дженкинс порывисто развернул к Марии свой отяжелевший корпус:
– Знаете, мисс, а вы чем-то на нее похожи. Особенно когда смотрите так загадочно. Правда, цвет волос… Но рыжая Грета – это оригинально! Уверен: если бы она вас увидела, ей бы непременно захотелось перекраситься!
Мария поморщилась и предпочла оставить комплименты без перевода. Они, в конце концов, предназначались ей, а Хаим, наверное, без того обо всем догадался.
– У вас тоже шведские корни?
Она с досадой качнула головой, и мистер Дженкинс понял так, как ему хотелось:
– Конечно, шведка! Я сразу сообразил!
Голубые глазки, начавшие было соловеть под действием винных паров, ярко блеснули. Он с придыханием наклонился к соседке:
– Вы свободны?
– Что? – не поняла Мария.
– Если свободны, мы с вами могли бы прогуляться сегодня в одно чудное местечко… Уверяю, там не будет скучно, – промурлыкал он и быстро добавил: – Это тоже не надо переводить.
Хаим внезапно поднялся, отчего его визави вздрогнули, и выпалил на чистейшем английском:
– Мария, нам нужно идти, через полтора часа наш пароход отправляется в обратный путь!
Из неугомонных рук англичанина, ни минуты не лежавших спокойно, выпала салфетка. Наступила тишина. Щеки троих сотрапезников по разным причинам налились разными оттенками румянца.
Уязвленная жестоким разочарованием, Мария посмотрела на Хаима. Она вдруг обнаружила, что ничего не знает о человеке, которого вообразила другом. Теперь он казался ей совсем не тем, за кого себя выдавал.
Она достала из сумочки кошелек и положила деньги – все, что у нее было, на салфетку возле своей тарелки. Рейхсмарки ей больше не понадобятся. Пусть останутся на чаевые за этот первый и последний ужин в ресторане.
От второго шокирующего явления – купюры достоинством в четыре подобных ужина, мистер Дженкинс потерял дар речи.
– Э-э-э… Бе… Пр-р… – пробормотал он.
– Мария… прошу вас… – сдавленно пробормотал Хаим. – Я не хотел…
Она спокойно ответила:
– Мне безразлично, чего вы не хотели. Вы прекрасно знаете язык. Вы нас обманули. До причала я дойду сама, не смейте меня догонять.
Англичанин прокашлялся, словно поперхнулся, и в забывчивости промокнул потное лицо рукавом пиджака.
– Кто же вы, мистер Готлиб? Московский разведчик? – Голубые глазки почти трезво глянули на переводчицу. – Как ловко он нас провел, а?
– Да, весьма неприятная неожиданность, – она выбралась из-за стола.
Мистер Дженкинс стремительно освоился в новой ситуации. Он не отважился поцеловать даме ручку, но, пока Хаим метался в поисках кельнера, шепнул ей:
– Самые красивые на свете женщины – шведки… Вы и Грета, Грета и вы… Я согласен подписывать любые сделки с вами!
– Я не шведка.
– Кто же вы? – растерялся англичанин, успев запамятовать, что пару минут назад тщетно задавал тот же вопрос, но другому человеку.
– Я – русская, – холодно обронила Мария.
К столу спешил кельнер.
– Данке шон, – кивнула она ему. Выходя, просквозила беглым взглядом по ресторану. Никого из посетителей, кроме Хаима и мистера Дженкинса, в нем уже не было. Хаим рассчитывался и что-то спрашивал у кельнера. Пьяный мистер Дженкинс, качаясь, стоял рядом с бессмысленным лицом. Последнее потрясение его добило.
Глава 10
Бедный богач
Пароход прогудел свое «до скорого», отвалил от пристани и разогнался, вошел в приказанный бег. Крики чаек поглотил шум моторов, позади остались светлые линии мелкопесчаных пляжей, любекская бухта и красивый город, потерявший свободу. Море, выдутое сумеречными ветрами из сине-черного непрозрачного стекла, распахнулось торжественно и беспредельно, как может распахнуться под небом только оно, море – незринутый космос, непостижимый ограниченному человеческому сознанию.
Стоя на баке [32], Мария зябко поежилась. Порыв ветра распахнул плащ, обдал спину холодом, влажным моросом… На воде, на идущем корабле, вдруг выясняется, как много значат для человека ощущения. В мельчайших подробностях чувствуются палубная прохлада и машинный зной; ложное, прикинувшееся домашним тепло каюты и мучительная дурнота от вибрации судна…
Ну и пусть снова терзает морской недуг, пусть слабеют ноги, – они же ноги, а не чешуйчатые хвосты с плавниками, и умеют ступать по земле. Пусть смоет морская пытка липучие томления, выполощет их и выжмет! Для умерщвления глупой плоти лучше не выдумать…
В каюте Мария взяла в руки книгу – за все время путешествия она не продвинулась в чтении дальше абзаца, – раскрыла и попыталась сосредоточиться. Муравьиные строчки слепо побежали перед глазами, обижая автора безучастием читательницы. Отвергнутый до поры, роман лег под подушку.
Если сказать, что она была глубоко уязвлена, значит, сказать мало. Мария простить себе не могла предательства привычной жизни, еще в начале лета не обремененной соблазнами-перевертышами. Почему ей пригрезилось, что, обрядившись в яркий фантик, она сама изменится и придет к чему-то маняще радужному, искристому, как фейерверк? Ожгли искры, больно ранили, – обморочили кукушонка пух и нега не для него свитых гнезд. Когда, в какую беспечную минуту завладели ею чужеродные вещи, зрелища и комфорт?
27
Джордж Бернгард Шоу (1856–1950) – английский драматург, один из основателей остросоциальной пьесы-дискуссии.
28
Свен Андерс Гедин (1865–1952) – шведский путешественник, первооткрыватель Трансгималай, писатель, общественный деятель; на 1/16 еврейского происхождения, чем он гордился.
30
Мухаммад Амин аль-Хусейни (ок. 1895–1974) – муфтий Иерусалима (1921–1941), лидер арабских националистов в Палестине.
31
Эдуард VIII (1894–1972) – король Великобритании с 20 января по 11 декабря 1936 г., добровольно отрекся от престола в пользу брата из-за намерения вступить в брак, противоречащий традиции династических браков, на что правящие круги страны не давали согласия. После отречения получил титул герцога Виндзорского.