— Чего?
— Нет, ничего. Совсем не похож.
Глава четвёртая
Странные они, кряжицкие. Все люди от одного корня вышли, а эти словно гордятся своей мастью. Ну, к примеру, Жмых — таборник. И что? Таборники и сами уже начали забывать, почему покинули земли Раджина, какой завет выполняют. А вслед за ними уже и другие народы считают вечных скитальцев, сеятелей жизни и ремёсел изгоями, нечистой кровью. Скольким таким вот горбачам они линию рода спасли? Сколько девок таборных осталось в деревнях и весях, выправляя внутрисемейную кровь? Сколько ремёсел перенесли они по всему свету? Не для себя, для всех людей!
А сейчас?
Не ровен час, на таборников вообще охоту откроют, тогда жди настоящей беды — не останется на земле сеятелей, некому будет густеющую кровь разбавить, грязь вычистить, научить новому, перенести опыт.
И со Змеем этим тоже не всё понятно. Допустим, видел Горбач. Это что же значит? Гарагараахат начал торопиться, потерял осторожность? Что же вынуждает его везде быть лично? И что у него идёт не так, если раньше он умело пресекал все слухи о Змее, а теперь даже почти не таится? Нет никаких сомнений — если Змей существует, то это его, колдуна Змей. Больше никому такого зверя не приручить. Да и сера… примета для колдуна ненадёжная, а всё таки, всё таки…
Сам не заметил, как оказался у Восточных ворот. Подивился Змеевой сотне на городской стене, поднялся по лесенке, подошёл к ближайшему воину.
— Снова кого-то встречаете? Что за почёт?
Змеев воин чуть повернул голову, бледное лицо бесстрастно, чёрные глаза пронзительно сверкнули, но промолчал, лишь чуть присвистнул. Немой, что ли?
— Что такое? — раздалось из-за спины. Вторак обернулся. На него не мигая смотрел Змеев десятник. Такой же бледный весь в чёрном, за спиной костяные рукояти мечей. Только чуть повыше воина. Вторак пожал плечами:
— Да вот. Спросил, кого ожидаете, что всей сотней на стену высыпали.
— Такое правило. К приезду сотника. Мы должны быть на стенах.
— Сотник уже возвращается? Так быстро? В Меттлерштадте охота с неделю длится.
— Иные порядки. Дичья много. Подготовки не нужно.
Странно как говорит. Длинные предложения ему не даются что ли?
Из леса показались первые всадники. Десятка Ерша? Отсюда не видно. А дальше кто? Один из братьев и Змеев сотник. Этого ни с кем не спутаешь, а вот из братьев — кто? Тверд, понял Вторак. А где же старший?
***
Поутру тысяча Мечислава вышла из леса, войско расползлось по опушке, накормить лошадей свежей травой. Мечислав поглядывал на стены Кряжича, вроде бы всё спокойно. Как там брат, усмирил бунтовщиков? В посадах всё тихо, дымки над избами, собаки брешут, петухи нет-нет, да кукарекнут. Стадо коров возвращается с выпаса, двое босых мальчишек в рубахах, без порток, зато с хворостинами подгоняют скотину. Тишь да гладь.
Князь направил коня к Пескарке, обрадованные воины пустились следом. Кто-то и обогнал, но это не важно, дело князя — дать направление. Добрался до плёса, где голые воины уже мыли и начёсывали рассёдланных лошадей, с благодарностью принимающих заботу, отдал коня десятнику годов шестнадцати, начал раздеваться.
Купался долго и с удовольствием. Если заплыть на стремнину, можно побороться с течением, забава, почти забытая с детства. Тихомир встал выше всех по течению, одёжу уже постирал, теперь степенно, с достоинством трёт себя лыком. Воины вывели лошадей из мутной воды, начали искать место, где помыться самим.
Накупавшись, князь вышел на песок, разогретые мышцы гудят, поймал на лице глупую счастливую улыбку. И правда — давно так не отдыхал. Чуть обсох на солнышке, натянул штаны, лицом к реке уселся на траву, сорвал соломинку. Утреннее солнце греет спину, прямо жарит на угольях. Запах травы опьянил, князь откинулся — руки за голову, ноги вытянул. Так, под конское ржание да мужской хохот и задремал.
Блиц
Копейщики Тихомира перегородили ведущую к Магистрату улицу. Мечислав стоял в первом ряду, в центре, посматривал на пятидесятника да волнующихся напротив ремесленников. Брат со своими пращниками обходили дальними улицами, надо выстоять, пока займут позиции.
Мечники Ульриха перекрыли две боковые улицы рыночной площади, но идти на них дураков нет, явно попрут на тихомировцев, даром, что — тех сегодня вооружили запасными древками без наконечников. Что ж, кто дубья в руке не держал, тому не понять, как с простой рогатиной на медведя идти. А медведь перед копейщиками встал столапый, грозный, ещё не набравший свирепости для броска, но уже начинающий раскачиваться, вставать с четверенек.
Не успел вчера глашатай прочитать новый указ по налогам для гильдий, народ разбежался по трактирам накачиваться праведным гневом и густым чёрным элем. Или наоборот: густым чёрным гневом и праведным элем. Или даже — густым чёрным праведным гневным элем. Мечислав усмехнулся: вечно в минуту опасности в голову лезет всякая ерунда.
С полгода назад Магистрат понизил ввозные пошлины на ячмень, чем сразу воспользовались Змеевы купцы: цена упала до бросовой, зато пиво полилось рекой — не успевали выпивать. Разорившиеся пивовары выливали прямо на мостовые, весь город провонял сладко-горьким. Тогда их разогнали быстро, благо — глава города заверил бунтующих, что все излишки Змеевы купцы скупят по достойной цене и отвезут в соседние княжества.
А вот пахари — народ простой, обиделись: теперь за зерно не выручишь, куда его девать? Да ещё Магистрат не придумал ничего лучше, чем поднять налоги на ячмень и снизить на рис и пшеницу. Не могли дождаться, пока распродадутся старые запасы? Лишнего мюнце восхотели, хапуги?
Стоят, пахари, ропщут, ждут первого плевка в сторону тихомировцев. Тогда пощады не жди — разорвут. Глашатай спрятался в Магистрате — ждал бойню, после которой можно будет зачитать притихшим горожанам указ Магистрата о… как же её? Компенсации! Часть прибыли с пива Змеево племя решило отдать крестьянам, но этот указ нужно прочитать в своё время — сразу после побоища. Чтобы обиженные решили, что это — их, пусть небольшая, но — победа.
Короткое древко намокло от пота, скользит. Мечислав по очереди вытер руки о штаны, шмыгнул носом. Лишь бы брат успел. Не зря же Ульрих определил Тверда в пращники — глаз зоркий, бросок меткий, почти сразу стал десятником, хоть в подчинении у него теперь ученики и постарше есть. И на год, и на два, даже те, кто уже лук осваивать начал.
Но сегодня убивать не велено, только колотить, потому и пращи с древками.
— Чего вылупился, щенок? — грузный бородатый крестьянин, с пяти шагов разящий перегаром, показал кулак Мечиславу. — Усмехается он. Ждёшь лёгкой драки?
Ага, сейчас заговорю, жди. Ляпнешь слово не к месту, поймут неправильно, начнётся свалка — полетят клочки по закоулочкам.
В разношерстной толпе мелькнуло знакомое лицо. Или показалось? Они все сейчас знакомые, всех видал на улицах да в кабаках. Да некоторых ещё и в борделях, куда друзья-гильдейцы затащили пару раз. Брата не взяли, мал ещё, обещали на следующий год. Мал… вон плечи какие, не всякому кузнецу впору. Боги, о чём думаешь, Мечислав? Вспомнил Марту-искусницу? Скорее бы уже началось.
Дикий свист раздался за спинами недовольных крестьян. Вот и славно, Твердовы ребята перекрыли последнюю улицу.
— Копья к бою! — ломающимся голосом крикнул пятидесятник. Хоть в руках и не копья, да в настоящем бою команда не изменится.
Толпа возмущённо зарычала, начала недовольно разворачиваться. Видать, первый залп камней достиг спин бунтарей.
— Вперёд!
Зря думают, что задние копейщики меняются с передними, когда те устанут. То есть, и так, конечно, бывает. В настоящем бою доспешные устают быстрее. А сейчас, при разгоне мужичья, задние передают древки взамен поломаных о спины и плечи неповоротливого противника.
Охаживая толпу бок-о-бок с пятидесятником Мечислав мельком с благодарностью вспомнил науку Тихомира. Как дрался с братом в коровнике, стараясь не задеть палкой морды животных. Как учил на тренировках удары и тычки в самые больные места, защищённые многослойной кожей с пришитыми мешочками, наполненными кровью. Сейчас всё это ох как пригодилось.