Про братание Полька не поняла, всё боялась, что перебьют. Однако едва драка переступила какой-то непонятный для девки рубеж, блотинцы с кряжичами — закатывая рукава — ринулись на толпу озёрцев, в самую серёдку. Рассекли дерущихся на две части и, не разбирая, где кто, начали щедро потчевать дорогих гостей тумаками. Чужими руками сабли из ножен вылетали как можно дальше в ночь.
Кому надо, утром найдёт.
Испуганная Полька обернулась на терем, увидела хохочущего на балкончике Мечислава, перевела дух. Повернулась к дерущимся, пытаясь найти того витязя, что успокаивал. Теперь все перемазались, валяются, кувыркаются, вбивают друг дружку в сыру землю. Кто хохочет, кто кричит, не поймёшь, кто где.
Устали, отвалились в разные стороны сытыми пиявками, стонут от боли и наслаждения.
— Чего стоите, дуры? — весело крикнуло с балкончика. — Воды гостям и хозяевам! Не видите — так побратались, что сейчас помрут от жажды?
Девки бросились к бочкам с дождевой водой, утирали окровавленные, распухшие лица подолами и фартуками, укладывали битые головы себе на колени, гладили по мокрым волосам, успокаивали. Уводимые в казармы воины с трудом держались на ногах. Не разбирая по отрядам, кто в какой сарай разведён, девки укладывали избитых на свободные нары. Барраки застонали, словно выиграли свою главную битву. Битву отчуждения.
Полька так и не нашла того, с перегаром. Жаль: знатный, плечистый, вихрастый. Да разве найдёшь вихрастого, если у всех волосы в грязи и слиплись? А что плечистый — так они все в темноте плечистые. Пришлось отдаться троим, похожим. Правда, все трое, кажется, местного наречия и не знали вовсе.
***
Мечислав ещё раз оглянулся на побоище, хмыкнул. Зашёл в главную палату, уселся воглаве, руки ладонями вверх легли на стол. Вторак, обер Эб, князь Рипей, воевода Тихомир, тысячник Ёрш и… этот, как его. Разве запомнишь озёрские имена с первого раза?
— Прошу простить уважаемого райуса моё косноязычие.
— Янбакты, дорогой хозяин. — Гость сходу понял затруднение, привстал и вежливо поклонился. — В переводе с нашего, озёрского — «родилась душа», досточтимый князь Бродский. Если мне будет позволено звать тебя просто «князь», прошу принять мою нижайшую просьбу. «Мечислав» для меня — слишком трудно.
Говорил Янбакты так чисто, что Вторак не удержался, хохотнул. Мечислав грозно глянул на волхва, но прислушался к своим чувствам, остыл. Ещё миг и князь хохотал громче, чем на балкончике, глядя на братающихся воинов.
Обер скривился в ухмылке, дождался, пока все отсмеются, взгляд бегал от райуса к Мечиславу.
— Говорить, князь, дозволь. Есть вопрос.
— Говори, Эб. Мы на совете, здесь — говорят.
— Зачем вам это… братование? В Меттлерштадте нет такой традиции среди наёмников.
Тихомир кашлянул, посмотрел на князя, тот дозволил ответить.
— Обер. Меттлерштадтские воины — наёмники. Куда скажут, туда и идут. А озёрские, блотинские, кряжицкие и теперь ещё, бродские — дружинники. Что значит: за свою землю будут стоять насмерть, в полон не сдадутся, на переговоры не согласятся. Да и дрались мы с озёрцами частенько, надо бы пар выпустить.
— Не понял. Драку начали озёрцы, так? Между собой.
— Сабельщики? — встрял Вторак. — С верблюжниками?
— Да.
— Так сабельщики уже давно не озёрцы. Уж полгода как бродинцы.
Обер удивлённо раскрыл глаза, спросил неуверенно:
— Как же так? Пришли они из Озёрска, так?
— Мало ли кто откуда пришёл, — отмахнулся волхв. — Я, вот — раджинец. А теперь тоже — бродский. В ваших княжествах до объединения в любой драке можно было договориться, откупиться, заключить перемирие. Так у вас и врагов настоящих никогда не было.
— Это как же — настоящих?
— А вот так. Чтобы после драки на четыре дня скачки — пустые земли с обеих сторон. Чтобы лет десять потом раны зализывать.
— Разве так бывает?
— Раджин уже больше тысячи лет насмерть дерётся с Хинаем. Озёрцы, до основания Блотина, дрались с кряжинцами. Лет пятьсот?
— Вроде того, — повёл ладонью Тихомир.
— Такие обиды не вымываются без братания — доброй кровавой драки. С вашим Кодексом наёмника этого не понять, обер. Приди ты чуть раньше, на полгода всего, увидел бы, как степняки местных баб копытами в грязь втаптывали. И как озёрские сабельщики этих баб от тех копыт защищали. Может, тогда и понял бы.
Мечислав слушал Вторака, пальцы медленно гладили ладонь, чувствовали бороздки. А ведь прав волхв: смог выразить чувствуемое. Сотни лет сводные полки братаются в драках, а никто так и не объяснил — почему. «Каждый за своё» сплавляется в «все за общее». Подивился молчанию, осмотрелся. Все глядят на него.
— Да, обер. Не с верблюжниками сегодня сабельщики дрались. И не с озёрцами — кряжинцы да блотинцы. Баб они защищали. Как тогда — полгода назад. Туда они сегодня вернулись. Вспомнили, за что стоят.
Было видно, что услышанное не умещается в голове обера. Его брови то удивлённо поднимались ко лбу, то — сшибались хмуро на переносице, то поочерёдно выгибались тугим луком, будто соревновались. Наконец, придя к какому-то выводу, Эб развёл руки и пожал в удивлении плечами:
— За баб?
— За землю, обер. — Князь, будто в насмешку, повторил жест Эба. Только получилось грустно. — За землю. Бедные здесь земли. Один пожар — пять лет ничего сеять нельзя. И за эти земли нам приходится стоять насмерть. И мужикам, и бабам, и старикам, и детям.
Тихомир хмыкнул, сказал размеренно:
— Оттого и обиды наши сильнее. И память — дольше.
Янбакты кивнул. А ведь и правда — какого труда озёрцам стоит распахать клочок земли вдоль реки, отнимать клочки у пустыни, что наступает с каждым годом?
Мечислав посмотрел на вытянутое лицо Вторака. Похоже, воевода сказал что-то такое, чего волхв не знал. Или не понимал, а сейчас понял.
***
Озёрцы со срединцами очень удивились, узнав о флоте раджинцев. Оказывается, Гром и в их землях велел строить корабли. Да не речные — морские эскадры. Меттлерштадт сам не имеет выхода к морю, но после заключения договора с Дмитровым, верфи выросли, словно сами собой. Озёрцы нуждались в корабельной древесине, закупали её у Блотина — сосна сплавлялась через Озеро с севера на юг в огромных плотах. О том, что задумал Змей, как ни крутили, понять не могли. Куда ему столько морских кораблей? Неужели готовится взять степняков с востока, подобно раджинцам? Озёрцы, куда ни шло, но с Дмитрова флотилию гнать?
При упоминании Дмитрова, Мечислав постарался сменить тему разговора. Всё-таки, туда сбежал Четвертак. Как он там? Стал покладистее, послушнее Грому? Наверное, стал. Змей умеет уговаривать, будь он неладен.
— Корабли — кораблями. Нам сейчас важно разобраться со Степью.
Совет охотно согласился с князем, все взгляды уставились на него, ожидая продолжения.
— Есть вести от Двубора, Змеева сотника.
— Кстати, куда он пропал? — вмешался Тихомир?
— Ушёл с караваном фарфара к Змеевой Горе, — махнул Вторак рукой. — Но, Мечислав — прав. Вести пришли важные.
Мечислав привычно скривился: снова перебили. Впрочем, тут все — равные. Совет на то и совет.
— Наши зимние набеги разбудили Степь. — Князь поднял руку, останавливая Ерша. — Да, тысячник, мы отогнали кочевников от границы. Да, это помогло нам перезимовать. Но у всего есть другая сторона. Долго они на оставшихся землях не продержатся.
Обер снова удивлённо вскинул брови:
— Почему?
— Скоро у них начнётся голод. Столько табунов им не прокормить.
— Мои карты говорят другое. Степь больше Меттлерштадта раз в пять.
— Совсем не слушаешь, — ласково покачал головой Тихомир. — Бедные земли. Это вашу землю можно на хлеб намазывать и есть, а тут — трава жухнет уже в начале лета. Дюжину племён мы отогнали. Как считаешь, куда они направились? И как их там приняли? Мы сжали Степь, теперь у кочевников остался один выход. Догадаешься, обер?
— Вернуть своё. С лихвой.
— Точно.
Ёрш замахнулся культёй, словно хотел ударить по столу. Промахнулся, разозлился ещё больше.