— Я бы спросил иначе, досточтимый Данзан Ганзориг, — тихо сказал Эб. — Кто из нас устоял?
Вторак поднялся со своего места, подошёл к хакану, встал на колени и поклонился, вытянув руки вперёд и низко наклонив голову.
— Благодарю за науку, достопочтенный Данзан.
— Какую науку? — опешил хакан.
— Я искал наугад, вместо того, чтобы обратиться к архивам и библиотекам. Ты многому меня научил. Возьми меня в ученики.
Хакан молчал так долго, что казалось, совсем заснул. Вторак не двигался, ожидая ответа. Данзан встал, неуловимым движением сорвал со стены плётку и со всей силы ударил по спине волхва. Тот даже не вздрогнул.
— Что же ты за человек?! Всё тебе наставник нужен! Неужели никак не научишься отвечать за свои ошибки?!
часть вторая
Не ясно: где — мысль, где — слова.
Кто понял: где — хвост, где — глава?
(Густав Меттлерштадский. «Слово о Мечиславе…»)
Глава первая
— Вот, — Мечислав положил перетянутый красной лентой свиток на стол. Одна сургучная печать скрепляла узел ленты и пергамент, другая — свисающие концы. Пещера всё та же. Разве только охрана по стенам не стоит. Сейчас его зарубить? Нет — учитывая силу Змеевого племени — опасно. Не за себя боялся — смерть для Мечислава перестала быть пугалом с той поры, как очнулся с раскроенным черепом. Страшно было ударить впустую, без пользы. И, ещё — месть. Убей Грома — подставишь под удар Уладу с Жданом.
— Это что? — старик ткнул пальцем в свиток, старательно делая вид, будто занят очень важными делами: рылся в бумагах, менял огарки свечей местами, чинил перо маленьким ножичком.
— Договор. Степняки больше не нападут.
— Без драки? Не верю.
Когда, Гром, ты в последний раз играл в карты?
— Раджинцы их напугали до икотки. Высадились, дошли до Тмути, вызвали хакана. Сказали, что это только начало.
— Это я знаю. Вы вышли на поле, но раджинцы стояли перед отрядами хакана. Сговорились?
Врать не имело смысла. И не врать — тоже.
— Сговорились. Раджинцы привели хакана, но встали впереди, чтобы мы не ударили сходу.
— Что же они не притащили хакана на аркане?
— У города их ещё было мало: половина флота сгорела при высадке.
— А Змеева сотня? Сыновья? — в голосе Грома звучало напряжение и надежда.
«Сыновья»?! Проговорился Гром, или… или, что? Мечиславу стоило огромного труда не выразить на лице всё, что творилось в душе. Голос остался холодным. По крайней мере, князь на это надеялся:
— Тоже сгорели. Главы первыми пошли к берегу.
Старик тоже остался внешне невозмутимым. Но то, как быстро он сменил тему, выдало его с головой:
— И степняки их не смяли? Раджинцев.
— Раджинцы — древнейшее племя. Мне бы таких переговорщиков, я бы закрепил за бродичами право свободного перемещения по Степи.
— Не закрепил? — хмыкнул Гром.
— Только по торговой надобности.
— Башню? — старик на миг оторвался от своих дел, посмотрел на Мечислава в упор.
— Не Змеевы торговцы, наши. Бродские — у них, степные — у нас.
— А хинайцы?
— Нет. Пока — нет. Хакан ещё не построил дороги, за которые можно брать мзду.
Гром подозительно посмотрел на Мечислава. Отошёл от стола к большому шкафу. Дверца скрипнула, предложив старику содержимое. Мечислав едва заметно улыбнулся: в шкафу стояли запечатанные кувшины, графины, бутыли и даже один горшок. Не прочь выпить человеческого хмельного? Князь одёрнул себя, стал строже. Нельзя бросить и тени сомнений. Не поворачиваясь, прицеливаясь узловатым пальцем, выбирая, старик спросил:
— Дороги строить собирается?
— Уже строит, — как можно беспечнее ответил Мечислав.
— На какие деньги? Где взял строителей?
— Обратился за помощью к хинайцам. Там инженеров и строителей в достатке.
— Они-то как согласились?
— Особые условия, мне не известны.
— У них же есть дорога.
— Совместная с Раджином. Кто откажется от обходного пути?
Гром повернулся, держа в руке квадратную бутыль зелёного стекла. Есть! Проглотил! Мечислав несколько раз пробовал дмитровскую крепкую. Впервые — после заключения договора о выходе Меттлерштадта к морю.
Коварное питьё.
Старик поставил серебряные стаканчики, налил, отвернулся убрать, передумал. Бутылка опустилась на край стола. В каждом жесте Грома виделось ликование.
— И дорога пройдёт через Броды?
Мечислав ухмыльнулся как можно убедительнее:
— А зачем мне тогда всё это? Мы через Пограничную уже и мост заложили.
— В Глинище дорогу поведёшь?
— Она уже есть. Осталось лишь замостить.
— А оттуда?
— Через тебя и Кряжич — в Меттлерштадт.
— Есть другой путь.
Старик раскрыл карту, рука с серебряным стаканчиком указала. Бродские и Дмитровские земли разделены ещё одной — малоизвестной. Полесье. Живут ли там сейчас, Мечислав не знал, на кряжицких картах — вообще белое пятно. Но, разум подсказывал — живут. Глинищу не более тридцати лет, людей ещё мало, в западные леса никто особенно не стремится. Пока не столкнулись со степняками, шли больше на восток, подальше от князей и налогов. Но те земли граничат с Дмитровым, а это уже серьёзно.
— Живут ли там, — с сомнением почёсывая щеку, проговорил Мечислав.
Старик скрипуче рассмеялся.
— В Полесье? Ещё как живут! Торгуют с Дмитровым, воюют с ним же. Там леса и болота. Три дмитровских армии сгинули бесследно. Но, люди там дружелюбные. Вот если бы ты с ними договорился, путь от Хиная через Степь, тебя, Полесье и Дмитров в Меттлерштадт был бы короче.
Ярость. Ненависть. Мечислав вспомнил замученного отца, угасшую мать. Кулаки сжались, глаза хищно сузились.
— Убей меня Гром, — сказал князь сквозь зубы.
Змей непонимающе посмотрел на князя.
— Убей меня, — повторил Мечислав едва слышно. — Убей. Потому что никогда я не поведу торговый путь через Дмитров. Или меня убей, или Четвертака. Или дай мне его убить.
Князь мысленно выставил руки для сопротивления: сейчас Змей начнёт уговаривать, угрожать, может быть даже — умолять. Путь через Полесье действительно короче, если удалось бы построить дорогу. Впрочем, здесь мог бы пригодиться опыт Блотина: гатить звериные тропы.
Но ничего не произошло. Гром лишь пожал плечами и налил по-второй.
— Хорошо. Значит, через Змееву гору и Кряжич. Жаль, но я тебя понимаю.
Мечислав покачал головой. Нет. Не понимаешь. Старик посмотрел в глаза князя, оценил.
— Никого я убивать не буду, мой мальчик. Ты сделал больше, чем я ожидал. Мне было достаточно уничтожения степняков, но ты, — сухая жилистая рука легла на плечо Мечислава, — смог привязать их к Змеевым землям. А это — самое главное.
— Почти привязать. Они не собираются строить Башню.
— Это всё — пустое. Дай время, сами прибегут. — Гром начал скатывать карты, давая понять, что разговор окончен. — Что с войсками?
— Все расходятся по домам. Раджинцам будет труднее всего.
— Почему?
— Высадившись на берег, они сожгли свои корабли. Отрезали пути к отступлению. Великие воины.
— Древний, великий народ. В стойкости спорят с хинайцами. Кряжич их пропустит к Озёрску? Середина лета: хатхи должны как можно быстрее попасть на юг. Морозы их убьют.
— И Кряжич, и Блотин, все обещали помочь. Особенно с пропитанием, больше им ничего не надо. Свои припасы они растратили, отдали Тмути.
Брови старика поползли наверх:
— Зачем?
— Там голод. Мы тоже помогли, чем могли. И Хинай.
— Молодцы! Я распоряжусь, раджинцы ни в чём не будут нуждаться. Пригоним к Озёрску караваны из Меттлерштадта. Там много излишков с того года осталось.
— Тогда уж в Блотин. Те сами еду покупают.
— Да-да, в Блотин — лучше. — Гром потрепал Мечислава по голове. — Растёшь, растёшь. Кто там ещё?
Князь не сразу понял, о чём речь. Несколько мгновений молчал, догадался.