Видел он тот пожар. Как раз подлетал, да не стал приближаться — степняков много. Схоронился в северных горах. Думал до вечера, как дальше быть. Если прознали о Змеевом люде, надо все сотни к Горе отзывать. А как узнаешь — прознали, или нет? Решил поберечься. Облетел в три дня все Башни, отозвал сыновей.
Гром захватил из-за спины два перегиба, стянул к подбородку, закрепил бляхой. Ещё два перегиба сложились островерхим капюшоном, легли на голову. Здесь можно не подпоясываться, продольные маховые хрящи никого не удивят — все свои. Если бы крылья не волоклись по земле, то и не скреплял бы. Огляделся, нашёл клюку на краю площадки, подобрал. На каждой Башне лежит такая — иначе не спустишься по ступеням. Полетишь кубарем, шею свернёшь.
Внизу Грому поклонился хранитель, подал кружку воды, краюху хлеба.
— Сотника позови, — сухо сказал Гром. Совсем глупые, пока не прикажешь, ничего не соображают. Только в няньки и годятся. — И еды принеси.
Хранитель склонил голову, отвернулся. Раздался оглушительный переливчатый свист. Гром перешёл в комнату без двери, поставил на высокий стол кружку, щёлкнул пальцами. Огарок свечи загорелся ровным, ярким пламенем, пришлось чуть пригасить указательным — переколдовал. Устал, наверное. С чего бы — только проснулся. Ах, да — Вьюга.
Сотник вбежал так стремительно, словно от скорости зависела его жизнь. Кто же на своё дитё руку поднимет? Разве, что люди.
— Здравствуй, Отец. — Сотник посмотрел в пустой угол, бледное лицо нахмурилось. Впрочем, человек бы ничего не заметил. Для людей всё Змеево племя — бесстрастно.
— Здравствуй, Крылак. Дня три-четыре яиц не жди. Мать чудо творила.
— Уходим от плана.
— Не жди, говорю. Пошептайся с богами. Если она перестанет, мы будем не нужны, понял?
Крылак приподнял голову, закрыл глаза. Некоторое время стоял, склонял голову налево, направо, прислушивался.
— Да. Я не мог распознать последнее. Но там снова — про жертву.
— Сколько раз тебе говорить — жертвы нужны не богам. Чего им с этих жертв? Мы жертвуем — себя! Кто перестанет жертвовать собой, тому не подняться ввысь. Слишком тяжёл.
Верхняя губа Крылака упрямо приподнялась, глаза сузились.
— Мне и так не подняться. Прыгаю локтей на двести, не боле.
— Это потому, что ты здесь, в Котловине. Тем, — старик указал пальцем куда-то в долину, — и на двадцать не подпрыгнуть. Хочешь к ним? Режь верхние перегибы, наноси резьбу, вынимай хрящевые пластины, и — иди. Мир посмотришь. А хранители — выше своего роста подпрыгнуть не могут. Думаешь, я не жертвую?
Крылак долго, не мигая смотрел в лицо Грома, наконец, плечи опустились.
— Прости, Отец. Насколько ты постарел за последний год?
— Пустяки, лет на двадцать.
— Врёшь. Сколько тебе сейчас?
— Шесть с половиной тысяч лет. Плюс-минус сотня.
— И это ты истратил за две тысячи лет жизни? Ты же обещал вести записи.
— Ты мне напоминаешь Вьюгу. И не только лицом: она тоже всегда ворчит об этом. Ничего, сын, — Гром похлопал Крылака по спине, — теперь уже скоро. Боги обещают к солнцестоянию всё завершить. Отосплюсь в личине. Давай пройдёмся, покажешь своё хозяйство.
***
Котловина потухшего вулкана своим теплом пригрела тысячи яиц. Кладки разложены по годам и месяцам, число на каждом яйце. В некоторых месяцах дней не хватает, можно точно сказать, когда Вьюга творила или болела. Гром спросил Крылака:
— Хранителей хватает?
— Трое умерли, один за другим. Из одной кладки оказались.
Да, было время, лет тридцать назад. Гром ещё не разобрался, как всё правильно устроить, собирал отряды из одной кладки. Проходило время, воины умирали один за другим. Теперь делают иначе — сложный расчёт не даёт больших потерь в течение года. Для того и бляхи у всех братьев: во избежание поветрий. С хранителями расчёт самый простой — их вынашивают всего год. Потому и глупы.
— Трёхлетки?
— Где-то в прошлом случился сбой. Не хватает сотников, некоторых трёхлеток помечаем на передержку, но боюсь, можем накопить ошибку. Нужна твоя помощь.
Гром помнил этот сбой. Носился по землям, словно угорелый, искал следы Змеевой Страны, пока не понял, что если она где и была, то — точно не здесь. Потерял месяц, недосмотрел за кладками, и трёхлеток накопилось такое количество, что пришлось сдвинуть план на более позднее время. Аукнулось. Трёхлетки — боевые змеёныши. Каждый сильнее десятка людей, сообразительные, но говорить по человечьи ещё не умеют — гортань не готова. Приходится общаться свистом.
— Дюжины?
— Вот их и не хватает. Не получается складывать ровные сотни.
— Складывай неровные.
— Я считал. Через год будем складывать тысячи. Нужна помощь в расчётах.
Вот так. Одна глупая идея отвлекла от строгого порядка. Теперь нужно выправлять. Нехватка сотников сама по себе не страшна — они и тысячей смогут управлять. Да только зачем в городе тысяча змеёнышей? Какие караваны они будут охранять? И что подумают люди, если увидят, что охрана стала больше похожа на армию? Нет, отряды надо «размазать» по всем землям так, чтобы их было не очень заметно.
— Понятно. Пойдём в Башню, поедим и начнём считать. Я принёс бляхи, надо возместить потери.
Настоящего, способного к перевоплощению в человека, Змея можно выносить за сто лет. Для этого яйцо должно вызреть в утробе матери — ещё год. Сто один год. Для планов Грома — непозволительно долго. Шесть яиц лежат в гнезде, дожидаются срока. А здесь, в Котловине — яйца незрелые. Больше дюжины лет не вынашиваются — змеёныш рождается сам. И, почему-то похожим на человека. Не человек, нет. Крылья, чешуя, роговый нарост во всю голову, короткий хвост, мешающий сидеть, отчего все змеёныши предпочитают стоять или лежать. Но, вообще-то, поработать — можно кое-как замаскировать. Люди, вон, ещё не догадались, хотя были так близки к этому. Не отвернулись боги, обещали удачу в поисках.
После прихода Мечислава Гром вернул отозванные отряды обратно в города. Мальчишка принёс дивный подарок — договор со степняками. И, хотя они один договор уже нарушили, есть надежда: увидев силу Змеевых земель, поберегутся. Сейчас же, перед большим рывком в Океан, надо проследить за потоками грузов и продовольствия: расчёты показывают — даже объединённая земля не способна провести больше трёх колонизаций за раз. Это значит — если не разбрасываться и провести всего одну, то она будет успешной наверняка. Осталось выбрать направление. Но флот пусть строят все — надо учиться плавать во все стороны. В любом случае, армады нужно набирать из разных народов, сохраняя при этом родные наречия на Большой земле.
«Нельзя ломать народы», сказали боги так ясно и громко, что не понятно, почему этого не услышал Вторак. Послушался, да — но не услышал. Быть может, они кому-то другому говорили? Нет, боги говорят сразу всем. И на мысль «изменять народы» боги промолчали. Значит — можно? А если волхв был занят спасением Мечислава и его жены, и, просто не услышал? Тоже странно. Для Змея нет сложности в том, чтобы рассчитывать планы вынашивания кладок, размышлять о том, куда направить флот и прислушиваться к бормотанию богов. Почему же люди так глухи, что для общения с богами им нужны уединённые места и полный покой?
— Вот. Это сдвинет ошибку в нужную сторону. Через два месяца она сдвинется ещё раз и встанет на нужное место.
Крылак посмотрел на пергамент, едва заметно кивнул.
— Да. Но выправится лишь через год. Что делать всё это время?
— Делай, как тут указано, некоторое время сотни будут выходить с перерывами. Я отправлю ту, свежую сотню в Раджин — там сейчас самые большие потери. А с западных земель караванщики сами придут сюда и возместят отряды. Тогда ошибка выровняется ещё быстрее.
— Большой перерыв.
— Ничего, это не критично. В землях вроде бы наладилось, война отступила.
Крылак посмотрел на Отца:
— Отступила? Но не ушла?
— Никогда, сын, война не уйдёт навсегда. В любой миг найдётся что-то, чего ты не заметил, или не учёл. Потому и надо как можно скорее найти Змееву Страну. Если не найдём — погибнем. Для того и нужна твоя жертва. Спасти всех нас.