— Значит, рубить не будем, — заключил Дядюшка Хэй. — Вставай, Двубор. И поднимай своё племя. Драки не будет.
Хинаец повернулся к своим, подозвал сотников, раздал приказания.
— Мечислав обещал, что мы первые войдём логово. Мечислав выполнит обещание?
— А что мне остаётся? Идите. Только я всё равно ничего не понимаю. Мне что, теперь, всех по домам распускать?
— Да уж… это — как с девки снять, — буркнул невесть как оказавшийся за спиной Ёрш. — Так у ребят на войну вся охотка отпадёт.
Тихомир пожал плечами, почесал бороду.
— Уплати им втрое.
— Где ж я столько возьму? Они собирались Змеевы пещеры грабить.
Двубор оглянулся на однорукого, сказал:
— Всё, что есть в пещерах — ваше. И товар, и серебро. Нам ничего этого не нужно. Если надо, я проведу.
Ёрш развёл руки, посмотрел на Мечислава. Князь беспомощно покачал головой: впервые он не знал, как поступить.
— Тихомир, что делать?
— Что ты как баба? — неожиданно вспылил воевода. — «Что делать, что делать»? Двубор, командуй змеёнышей в логово и веди нас в пещеру. Дядюшка Хэй — иди по своим делам, чего ты там задумал. Плату за поход мы выдадим. Мечислав, скажи войскам — пусть запрут выход в долину.
— Мы драться не будем, — сказал Двубор.
— Вижу. Это, чтобы войско не расслаблялось. Нам сейчас только этого для полного счастья не хватает.
— А с этим что? — Ёрш указал на удаляющуюся фигуру.
— Пусть идёт, куда идёт. Видишь — ему ни до чего?
— Вижу.
— Вот и не мешай.
***
Зимний день короток: пока наделали факелов про запас, дождались подвод, воинов из разных лагерей — уже и сумерки. Двубор послушно открывал все запоры, обезвреживал ловушки, указывал на самое ценное в пещерах. Мечислав всё больше убеждался — всё это для змеёнышей не имеет никакой ценности. Запасы пещер — оружие, шолк, вина, фарфар, конопляные ткани, пенька, дёготь — неистощимы.
— Зачем ему столько? Как сорока — тащит всё к себе.
— Отец держал цены. В зале слева — крупы, в соседних — бочки с солониной. В ближнем — мясо, в дальних — сушёная рыба.
— Даже это?
— Это копилось не один год. Постоянно обновлялось, что-что отправлялось нам на столы, что-то — на рынок.
— Но зачем? — Мечислав обвёл залы рукой. — Зачем всё это?
— Он собирался за море. В нужный день снедь нужно было привезти в порты.
— Какие?
— Он ещё не решил.
— А вина? Там же все земли напоить можно!
Двубор пожал плечами:
— От цинги.
Ёрш нетерпеливо притопывал каблуками.
— Серебро, Двубор. Сейчас нужно лишь серебро. Наёмники долго не выдержат.
— В самом дальнем зале. — Невозмутимость змеёныша обычно наводила тоску, но сейчас, в гулких горах становилось жутковато. — Там всё: посуда, монеты, серебро, золото, железо в слитках, камни Матери.
— Тоже для похода?
— Да. Строя флот, Отец не разорял княжества. Кроме дерева, всё — отсюда. Отец готовился больше ста лет.
— Но, зачем?
— Построить корабль, — хмуро сказал Тихомир, — и уплыть отсюдова к едрене фене.
Коридор закончился дубовой, со стальными петлями, дверью. Двубор жестом велел остановиться, сунул факел в кольцо на стене, начал возиться с ловушками.
— Все засады знаешь? — спросил озёрский тысячник.
— Все змеёныши знают.
— Змей ничего не утаил?
Надо же, озёрцу удалось удивить Двубора! Перестав нажимать на тайные камни, он повернулся, склонив голову набок:
— А зачем?
Действительно, зачем, мелькнуло в голове Мечислава. Им ничего этого не надо. Всё, что они делают, идёт на пользу всего одного существа — Змея Грома. Или, если попытаться перевести на человеческий манер — на пользу государству. Мне бы таких беззаветных, уж я бы. Вот-вот, ответил вечный собеседник. Уж ты бы нипочём не догадался сплести княжества в такой тугой торговый клубок. Ты бы всех победил и дело с концом, верно? Верно, согласился Мечислав сам с собой. Нет у меня столько времени.
Двубор тем временем закончил отпирать замки, взялся за кованое кольцо, начал тянуть на себя, послышалось нетерпеливое сопение тысячников.
— Стой, Двубор! — Меттлерштадский обер рявкнул так резко, что Мечислав вздрогнул. — Нам надо отправить своих людей наверх, чтобы они привели сюда по отряду, хотя-бы воинов десять от каждого княжества.
Ёрш усмехнулся, кивнул Рипею, тот посмотрел на удивлённого Мечислава, сказал весело:
— Зачем?
— Пусть будут.
— Кряжицкие и Блотинские, — Рипей лихо почесал затылок, — Мечиславу верят на слово. Зови, князь Бродский своих десять воинов.
— Полесье тоже за воинами не отправит. Ждана, мать Мечислава — наша родня.
Вот так, подумал князь, глядя в спины удаляющихся гонцов. Сколько ты давал нам времени на междоусобную грызню, Змей Гром? Неделю? Две? Высоко ты нас оценил, недопустимо высоко. Полдня не прошло, а верит теперь только родня, да боевой товарищ.
Ничего, усмехнулся ехидный собеседник, потерпи пару дней, проверим на зуб крепость родственных уз.
***
Легко судить о хозяине, заглянув в его чулан. Гром, как понял Мечислав, ничего не смыслил в дорогих диковинах. Серебро — к серебру, золото — к золоту, меттлерштадские механические поделки — отдельно. Да и то, лишь бы не сломались, работали исправно, а так… блюда вперемежку с монетами и кубками. Кое-где помялись, камни вытащены, сложены по цвету в отдельных коробочках дорогого сандала и чёрного дерева. Мелкие царапины на боках шкатулок, сразу видно — не драгоценность, но — ёмкость для самоцветов.
— Почему надо раздельно? — спрашивал Двубор на замечание Ерша.
— Во-первых, серебряное блюдо ценнее монет того же веса.
— Почему? — Настойчиво не понял Двубор.
Ёрш развёл руки: как объяснить очевидное? Тихомир пришёл на помощь:
— На него потрачено больше труда. Потом, монеты разных княжеств, даже разных династий — разного веса, значит — разной цены.
— Древние монеты — ценнее новых, — поддержал Дядюшка Хэй, глядя на округлившиеся глаза Двубора. — Патамушта их мало асталасть. Эх, змеи-змеёнысы, что вы панимаете в древнастях…
Зайдя в сокровищницу, Дядюшка — держатель антикварной лавки — запричитал, будто это в его запасниках кутил Король Обезьян. Старик пропускал через горсть куцую длинную бороду, и, для восстановления испорченного, требовал вызвать сюда — в Подгорье — лучших ювелиров всех земель.
Посовещавшись, для расплаты с наёмниками тысячники решили выбрать монеты последних ста лет чеканки, остальное требовало, по словам хинайца «уцёта и подцёта». Мечислав долго пытался, но так и не смог найти разницу в словах. Сюда бы Ерёмку из Кряжича: он-то и чужое с удовольствием в свою книгу впишет. Оно, конечно, чужое, но книга-то своя!
Ёрш выслушал Мечислава, подозвал остальных тысячников, договорились собрать главных казначеев княжеств. Как ни крути, теперь всё надо делать вместе, чтобы никто не умыкнул, не объегорил. Двубор лишь пожал плечами:
— Вам виднее, раз уж надо. Но вообще-то я могу помочь, мне тут каждая вещица знакома.
— Откуда? — полюбопытствовал меттлерштадец.
— Отец приводил сюда всех кто сидел в яйце двенадцать лет.
— Для чего? — ухмыльнулся Ёрш. — Богатством хвалился?
Двубор в очередной раз пожал плечами. Видимо, этот человеческий жест он просто выучил и использовал к месту и не к месту.
— Нет. К алтарю водил.
В сокровищнице наступила такая тишина, что стало слышно, как капает вода в соседнем помещении. Мечислав оглядел повернувших головы к змеёнышу и замерших в полудвижении людей, подивился своему умению приходить в себя первым, сказал тихо, вкрадчиво:
— Погоди, Двубор, погоди. Ты хочешь сказать, что у вас тут есть какой-то алтарь?
— Нет, не хочу сказать, — сотник замотал головой, — говорю.
— А что это за алтарь? — Дядюшка Хэй сузил глаза. — Жертвенник?
— Нет, не жертвенник. Мы богам жертвуем только себя, а это можно делать хоть в чистом поле, хоть на горе. Могу показать. Если надо. Не как жертвуем, надо, а алтарь если надо.