Тем временем Оттобальт пытался отстоять свое понимание гармоничности и изысканности интерьеров:
- Ну так что - два подвала? Да хоть десять, но это же не повод для беспорядка. Такое впечатление, что на уют, всем, кроме меня, плевать. Ты приглядись получше, как зал выглядит. Послам стыдно в глаза смотреть, живу как людоед на болоте...
Сереион был холоден, тверд и неприступен:
- Вы совершенно правы, ваше великолепие, но из всего, что у нас есть, этот самый благопристойный, так что заменить его будет нечем.
- Ничего, пускай пока так побудет, - безмятежно улыбнулся король. - А потом повоюем с кем-нибудь и выберем что-нибудь привлекательное из новых поступлений. А?
Сереион деликатно, но категорически отрицательно отнесся к этой идее возлюбленного повелителя.
- Вынужден не без прискорбия напомнить вашему величеству, что нынешний год в Вольхолле, согласно моде, объявлен годом симметрии. И нам волей-неволей приходится соблюдать новые правила, что в данном конкретном случае означает снять с противоположной стороны ваш любимый трофей, череп Зифянтия Третьего Кровавого.
Оттобальт обиженно поглядел на своего полководца:
- Ну что это за жизнь? Даже в собственном замке правит какая-то мода, а не я. Этого нельзя, того нельзя, сего - и думать не моги. А если я сейчас начну всем и все запрещать? Тогда вы хором запоете, что Оттобальт-де и тиран, и деспот, и этот... как его?
- Самодур, - четко выговаривая каждую букву, подсказал гвардеец.
- Вот-вот, - закивал король.
- Моду изобрел не я, - с достоинством напомнил Сереион. - Я всего лишь пекусь о том, чтобы уппертальский двор выглядел жемчужиной среди прочих королевских и княжеских дворов Вольхолла.
Его величество кинул печальный взгляд на любимый череп Зифянтия Кровавого и после непродолжительного любования оным установил, что жизнь без этого трофея будет гораздо менее мила, нежели с ним.
- А нельзя придумать что-нибудь спасительное? - с надеждой зашептал он. Скажем, попросить мастера чучельных дел Ликасюту, чтобы он приделал Пуримурзилю чьи-нибудь зубы? Чтобы красивенько было, а не как в лавке подержанных черепов для тех, кто не в состоянии сам раздобыть себе достойную вещь.
Сереион оставался несгибаемым:
- Подделка фактов, мой повелитель, нарушит историческую достоверность. Что о вас подумают потомки?
Громкий шепот раздосадованного Оттобальта достигал самых дальних уголков обширного тронного зала:
- Я себя начинаю чувствовать как выпускник на нутичемском вечере. И я подозреваю, что с таким отношением к моей августейшей персоне я не доживу до лицезрения своих потомков. Так что мне вообще наплевать на то, что они обо мне подумают.
Сереион демонстративно уставился в потолок.
Все время, пока Оттобальт яростно спорил с Сереионом, посол Муспапс строил глазки министру Мароне, а Марона строил глазки Муспапсу, отчаянно пытаясь придать неожиданной ситуации вид того официального приема, с которого все и начиналось.
Хитроумный хаббс понял одно: король и Сереион слишком часто и внимательно рассматривали один из черепов, висевших на стене, - и этот череп наверняка был крайне важной вещью. Скорее всего это и были останки злополучного Юркич-хана неоспоримое свидетельство его гибели, каковое Муспапс решил добыть во что бы то ни стало для демонстрации на родине.
Он пошевелил ушами, оскалился (ох не зря в Вольхолле была популярной поговорка: "Скалится, как хаббский череп") и елейным голосом произнес:
- Моя скромно просить этот голова, - и он указал на беззубый череп, - как факт казнить, а не спасаться. Моя предлагать меняться. Что хотеть великий король?
Едва-едва успокоившийся после спора с Сереионом Оттобальт ошарашенно воззрился на хаббса:
- Марона, он опять чего-то хочет. А ты объясни ему, что я не тот, за кого он меня принимает. То есть я-то тот, но не тот, кто он думать... Вапонтиха ему в глотку! Скоро я окончательно потеряю голову и ее можно будет вывесить здесь на стене напротив Зифянтия. В общем, растолкуй послу, что по ряду уважительных причин мой ответ отрицательный. И вообще, я обедать хочу, а там в приемной еще целая толпа таких же...
Марона с готовностью склонился к королевскому уху и заговорил так, чтобы слышали его только Оттобальт и Сереион:
- У меня, ваше величество, есть идея, которая вам понравится своей незамысловатостью и легкостью исполнения и позволит немедленно приступить к долгожданной трапезе.
Король насторожился. Все незамысловатые идеи первого министра в итоге сводились к ужесточению режима экономии государственных денег, сокращению тяжелой рыцарской конницы, диким спорам по поводу покупки нового оружия и обязательно завершались выпадом против несчастных мульчапликов, которых Марона отчего-то на дух не переносил.
- Ну, выкладывай свою идею.
- А давайте отдадим этому выходцу из орды какой-нибудь череп из тех, что валяются без дела внизу, и скажем, что это и есть голова его Юркич-хана. Да для укрепления дружбы и взаимопонимания между двумя нашими государствами и беззубого Пуримурзиля не жалко, все равно вы, ваше величество, его никогда не любили.
- Не любил, - растерянно подтвердил Оттобальт, окончательно растерявшись.
- И зачем тогда нам сдался этот Пуримурзиль? - настойчиво вопросил Марона.
- Для симметрии, - поведал король глубокомысленно.
Глаза первого министра медленно полезли на лоб. Сереион тоже не остался в стороне от обсуждения:
- Подтасовка фактов нарушит историческую достоверность, - упрямо повторил он. Но тут же вспомнил, что факты говорят не в пользу Упперталя, а потому историческая достоверность ни к чему, и совсем иным голосом добавил: - Впрочем, отчасти это уже не наша история.
Оттобальт понял, что снова пропустил что-то важное и что драгоценные подданные совершенно не собираются посвящать его в детали.
Посол Муспапс тревожно ожидал ответа на свою просьбу.
- Какая еще подтасовка фактов? Почему не наша история? Теперь я ничего не понимаю, - взмолился король.
Марона расцвел самой чарующей из обширного арсенала своих улыбок:
- Ничего особенного вам и не нужно понимать, ваше величество. Просто следует учитывать, что хаббская история основана на вымысле, а наша - на правде. Вот и получается, как вы сами мудро и проницательно заметили, что, с какой стороны ни посмотри, ответ отрицательный. Но череп отдать все-таки стоит, поэтому ответ наш положительный. А что касается симметрии, то неужели не найдется чем заменить какого-то беззубого Пуримурзиля?
Король понял, что если еще немного поглядит на любезно улыбающегося Муспапса и его шевелящиеся уши, то окончательно утратит веру в светлое будущее:
- Так, с меня хватит, - решительно подвел он итог переговоров на высшем уровне. - Дайте этому проходимцу, чего он хочет, всучите, кого хотите, и вытолкните отсюда, потому что втроем вы меня точно доконаете.
Жаркий летний полдень.
Довольно большое лесное озеро, спрятанное в самой чаще леса.
Тишина.
Божья благодать.
Даже теплый ветерок так лениво и неохотно трогает стебельки осоки, что они не шелестят, а лишь едва заметно колышутся.
Выползла на плавающее под самым берегом бревно маленькая лягушка, открыла было рот, чтобы квакнуть, но передумала и плюхнулась обратно, в теплую, как парное молоко, воду. И круги разошлись медленно-медленно и совсем недалеко.
Нечто огромное, похожее на какой-нибудь тысячелетний дуб-рекордсмен с замшелой грубой корой, примостилось в душистых травах, сладко посапывая и негромко беседуя.
Может ли такое быть, спросите вы?
Может, если речь идет о Гельс-Дрих-Энне, трехглавом водяном драконе, страннике, маге и мыслителе, известном на весь Вольхолл. Легенд о нем было сложено великое множество. В частности, утверждали, что он родился неизвестно где и пришел неизвестно откуда.
На самом деле Гельс-Дрих-Энн мог путешествовать по мирам и временам, там завтракал, здесь обедал чем бог пошлет. Несмотря на проявлявшиеся периодически людоедские замашки, был большим гуманистом, и за советом к нему шли отовсюду. Он редко когда отказывал, обычно старался помочь по мере сил. Поэтому помощи и защиты у него просили и жук, и жаба.