Аферта участливо вздохнула:
— Или как ты: и то, и другое, и третье.
— Верно, — согласился Гельс-Дрих-Энн, — как я. По мирам шатаюсь, приключений на свои головы ищу. Там позавтракаю, там пообедаю, там галлюцинацией притворюсь, а где и свои порядки наведу.
Аферта сочла, что неофициальную часть на этом можно закончить и приступить к делу.
— Кстати, о порядке, — быстро сказала она. — Есть у меня к тебе одна большая просьба. По пустякам я бы тебя беспокоить не стала, но тут только на тебя надежда.
— Излагай.
— Ты ведь давненько домой не заглядывал? — уточнила Аферта.
— Порядком, — признался Гельс-Дрих-Энн. — Настроение было такое легкомысленное, что я предпочел побродить по захолустным мирам, от греха подальше.
— А вот пока ты по захолустьям мотался, в наших краях объявился зверь могучий, диковинный, — напевным голосом сообщила драконша. — На вид вроде нашего роду и племени, но абсолютно невоспитан: дикарь, драчун и грубиян. Я бы даже сказала — варвар. Молодому Ушлафу от него уже на орехи досталось, да и я чудом неприятностей избежала. А уж я, как ты сам понимаешь, существо далеко не безобидное. Разгуливает этот незнакомец по нашим угодьям, как по своей родной пещере, но самое главное, что при нем состоят люди. Человек пять, не больше, но охраняет он их, как собственных детенышей, — ни на шаг от них не отходит и все время бдит, чтобы их кто ненароком не огорчил.
Дракон явно заинтересовался:
— Что за люди такие? Давай поподробнее.
Аферта пожала крыльями:
— Не знаю, не знаю. Я странствовала меньше твоего, так что утверждать не берусь, но будто бы нездешние. Говорят на непонятном языке, запах от них такой непривычный — словно цветами благоухает. Одежда тоже удивительная, пятнистая, как шкура мечезубого пумса; предметы некие в руках, будто оружие наготове держат, но кого этими палочками можно поразить — ума не приложу! Но главное, что они обладают властью над драконом и он им беспрекословно повинуется. Даже стыдно — какой-никакой, а родственник, и вот… докатился.
Гельс, Дрих и Энн понимающе переглянулись. Покивали друг другу.
— Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, — изрек наконец Энн.
Он сделал внушительную паузу и внезапно заговорил на чистейшем немецком языке:
— Хальт! Хенде хох! Вас ист дас? Вас воллен зи? Шпрехен зи дойч? Нихт шлиссен! Шнелле!
Аферта восхитилась:
— А что? Очень даже похоже.
Гельс-Дрих-Энн печально вздохнул:
— Это плохо, что похоже. Ты вот что, держись от этой веселой компании подальше, а то сей варварский дракон сделает в тебе большую-пребольшую дырку. Он фанатик, ему на все наплевать, у него свое кино в голове.
Аферта пригнула к земле великолепную голову и вздыбила гребень:
— Что в голове?
Дракон сообразил, что лекция об искусстве кинематографии и его основных этапах в данный момент несколько неуместна, а потому расстроился еще больше. Читать лекции Гельс-Дрих-Энн любил.
— Я имел в виду, что полосатый защищает не только людей, но и идеалы, за которые они воюют.
Аферта растерялась:
— А они воюют? С кем?
— Да с кем угодно, — ощерилась голова Дрих. — Например, с теми, кто с этими идеалами не согласен.
— Бред, — выдохнула Аферта струйки синеватого дыма.
— Бред не бред, а к нему не суйся. Он парень серьезный, для драки создан.
— Так он военный?
— До мозга костей, и к тому же почти неуязвимый. Шкура толстенная, лапы могучие, в голове — ни одной мысли. Молись предкам, чтобы он здесь один был, потому что обычно эти твари водятся целыми стаями. Когда такая стая нападает, то выстоять против нее нормальному дракону невозможно. А люди ими руководят, ибо своего ума у полосатых нет: как им скажут, так они и поступят.
— Какой ужас! — воскликнула драконша. — Что же нам делать?
Гельс-Дрих-Энн поднялся на лапы и потянулся. Был он так велик, что исполинская Аферта на его фоне показалась хрупкой и беззащитной девочкой, едва вышедшей из младенческого возраста. Она с благоговением задрала голову и оглядела великолепную гидру.
— Что делать? Что делать? — обратился Гельс к Дриху и Энну. — Не знаю, как вы, но я бы посоветовал сохранять спокойствие, проявлять недюжинное терпение и выдержку. Как говаривал один клерк с двадцатилетним стажем, съеденный нами в заповеднике в далекой Небраске: «Все равно восемьдесят процентов всех существующих проблем неразрешимы, а двадцать — разрешатся сами собой». Мудрый был человек.
Головы Дрих и Энн выразили живейшее согласие.
— Меня сейчас, — продолжил Гельс, — гораздо больше волнует другое: что этот механический дракон делает в наших краях и как он сюда попал?
— А меня волнует, как от него избавиться, — не выдержала Аферта.
— От него не надо избавляться, — наставительно сказала гидра. — Он сам себя рано или поздно погубит, он ведь нездешний, пришелец из другого мира. Это мне доподлинно известно. А чужаки в чужих краях не выживают, разве что они попали сюда по особым причинам и с какой-либо тайной миссией. И тогда вмешиваться в ход событий тем паче не следует.
— Но не сидеть же нам со сложенными лапами, пока он здесь всех не перекалечит и не убьет в угоду своим людям! — возмутилась драконша.
— Неплохо было бы с ним потолковать, — предположил Гельс-Дрих-Энн, — но, судя по всему, он в нашем обществе не нуждается и любого, кто к нему сунется со своими дурацкими разговорами, ожидает нелегкая участь Ушлафа. Так что передай всем, кого увидишь, чтобы были предельно осторожны, не высовывались и в драку не лезли. Это мой совет, а что касается дела, то тут — как фишка ляжет (Аферта даже не стала переспрашивать, что такое «фишка», удовлетворившись тем, что общий смысл был ей все равно понятен). Если мне суждено с гостем встретиться, то я все улажу. А если нет, не взыщи, специально на старости лет гоняться за ним не буду.