– Говорит, что хуже сделать может, а лучше – не надеется. Даже если, говорит, казнить будут. Против тети и лесоруба в одиночку не потяну, говорит.
– А Марона?
– Господин министр бегает с веревочкой, измеряет.
– Что?!
– Размеры.
– Какие?!
– Площади, где стоит вся эта композиция. И считает.
– Что считает?
– Прибыли и убытки. Если выйдет прибыльно, то решится. Если нет – оставит как есть.
– Сереион!
– Я имел в виду, что господин министр решил основать нечто вроде музея или памятника и взимать с посетителей скромную плату. Если строительство окупится в течение недолгого времени, то он явится к вашему величеству нижайше просить соизволения на осуществление проекта. А если расходы будут большие – непременно откажется. Они ведь все могут проснуться в любую минуту, так что мыслимое ли дело так тратиться?
Сложно выглядеть величаво и непреклонно в ночной рубашке с кружевами, в колпаке с помпончиком и пуховых пантуфлях, но Оттобальту это каким-то образом удалось.
– Он собирается выставить мою тетю на всеобщее обозрение?
– Ее величество и так уже там. На обозрении.
– Мамочки! – охнул король. – Об этом я как-то не подумал. А ведь мне придется отвечать, когда эта сте… тетя проснется!
– Скажем, что она – народное достояние. Героиня. Народ должен знать своих героев и всегда иметь возможность прийти к ним. Напомним, что Нучипельская Дева живет не в заоблачном замке, а для людей и среди людей. Вот мы и постарались…
– Сереион, ты гений, – восхитился король. – Но только шум стоит зверский. Музей – это еще туда-сюда, хотя опять же шляться будут всякие, с кухни еду воровать. Но как мы дальше жить собираемся? Что теперь делать? Не сходить же с ума на пару с лесорубом, надо что-то предпринимать… Кстати, как антихрапный трон? Работает?
Сереион скривился:
– Вначале казалось, что звук вроде бы стал приглушеннее. Ну да разве разберешь в этой какофонии? Орденоносцы приняли на грудь заодно с лесорубом, поэтому сейчас завывают дружным хором. Не так, как солисты, конечно, но не намного тише.
Оттобальт с интересом воззрился на гвардейца, который произнес массу высокоученых слов с невероятной легкостью. Это вызывало уважение. Это вызывало даже восторг. Но сейчас было не до восторгов. Да, приезд тети никогда не являлся для Дарта порой цветения, и молоко и мед не изливались с небес на сию многострадальную землю, но нынешние хлопоты перекрыли все, что было до того.
Предыдущие неприятности, связанные с тетей, представлялись Оттобальту не только мелкими и незначительными, но чуть ли и не желанными.
Многоголосый храп травмировал его тонкую и возвышенную душу. Он же побуждал соображать побыстрее. Вообще-то Оттобальт все эти мыслительные процессы не любил, особенно по ночам. По ночам приличный, уважающий себя король должен спать с чистой совестью, а днем – есть, ну и править своей страной. Когда-то от дяди Хеннерта он услышал мнение, что толковый правитель – тот, кто назначит таких министров, что и без его участия дела в государстве будут только процветать. Мысль показалась Оттобальту неожиданно здравой и крайне полезной. Он ее запомнил и все время пытался воплотить в действительность.
Однако сейчас он отчетливо понимал, что никто не примет на себя всю полноту ответственности за дражайшую королеву Гедвигу. Нет такого безумца. Точнее, был – лесоруб Кукс, и что из этого вышло?
Внезапно короля озарило:
– А может, нам Кукса затолкать на ночь на трон рядом с тетей Гедвигой, чтоб они оба потише храпели? Пока он себе отдельную антихрапную кровать не смастерил.
Сереион не слишком восхитился идеей повелителя:
– Эх, да кто же на это решится? Такая ответственность, такая ответственность, и даже неизвестно, перед кем – перед вами или перед тетей? – Ему стало страшно от ужасной мысли об ответственности перед обоими Хеннертами одновременно, но об этом он благоразумно умолчал.
Король печально огляделся в поисках моральной поддержки и… обнаружил ее. С достоинством, не спеша направился к ночному столику с фруктами и напитками.
– Покушать, что ли, раз не получается выспаться?
Сереион проследовал за королем, передергивая плечами. И было отчего. Храп сводного хора тети, лесоруба и бесумяков обрел классическую стройность. Он то достигал самых высоких октав, то оглушительно рокотал в нижнем регистре.
Если бы здесь был знаток русских обычаев Дитрих фон Морунген, он бы не преминул заметить королю, что сбылась еще одна его мечта. Дело в том, что в некоторых русских храмах – это Дитрих знал наверняка – пели могучие дядьки с голосом мощнее, чем у прославленного Шаляпина. Сей голос так и звался – октава. И вот эту самую октаву он мог бы сейчас услышать, кабы не искал Душара знает где свои несчастные Белохатки.
Время от времени лесоруб Кукс принимался свистеть, а тетя – виртуозно подсвистывать. Вольхоллская концептуальная музыка пошла, очевидно, от тех, кто был свидетелем и невольным участником событий этой памятной ночи.
Хеннерты, как неоднократно упоминалось, теряли многое: порой – войска, порой – деньги, реже – отвагу и присутствие духа; но аппетит – аппетит никогда! Король взял со стола гроздь сочных набанцев, отделил от нее один плод и принялся вдумчиво очищать его от пятнистой темно-синей шкурки.
– У тебя, наверное, тоже голова болит? – участливо обратился он к Сереиону. – Не стесняйся, налей себе яздулейного юккенского мора. Великая вещь – мертвого на ноги поднимет.
Гвардеец вздохнул с нескрываемым сожалением:
– Мне нельзя, я на службе.
– Тогда виски, – проговорил Оттобальт, смутно сознавая, что имеет в виду.
– На два пальца, – отвечал не менее ошарашенный Сереион. – Без содовой.
Оба тревожно воззрились в темноту. Что такое виски и почему именно на два пальца, они не знали, да и знать не могли. Содовая вызывала отдельное недоумение и вполне понятную при данных обстоятельствах настороженность.
– Колдовское наваждение, – выдохнул наконец король. – С появлением дракона все переменилось, все стало каким-то странным…
– Все смешалось в доме Облонских, – испуганно подтвердил Сереион.
Оттобальт согласно покивал, и очаровательный помпончик заскакал на его колпаке.
– И не говори. Я сам все чаще и чаще замечаю, что меня как будто кто-то подменил: по крышам больше не гуляю…
– Ваше величество!
– А? Что?
– Какие крыши?!
– Откуда мне знать, Сереион. Знаю, что не гуляю, а по каким не гуляю – кто же мне скажет. Не гулял я никогда в жизни ни по каким крышам. Я что, сумасшедший, с такой высоты брякнуться?
– Наваждение, не иначе, – выдохнул Сереион.
– А то…
Оттобальт откусил кусочек набанца и сиротливо примостился на краешке кровати.
– Выпей, чего уж там. Какая здесь, к Ампетрусу, служба?
В этот скорбный миг реальность снова изменилась.
В реве, свисте и рокоте явственно послышались новые звуки. Да что там звуки? Жуткая брань, изрекаемая громким, пронзительным, незабываемым голосом, который, однако, никто не ожидал услышать в ближайшее время.
И вот теперь король и его верный гвардеец, не в силах прийти в себя от нового потрясения, судорожно пытались понять: к лучшему оно все или к худшему?
– Ах ты пичкамут сильзяшный!!! – верещал этот нездешний голос. – А вы что стоите, как стадо тумчепегих суричей?! (Снаружи донесся лязг и брязг – очевидно, проснулись и неактивно задвигались рыцари-бесумяки, поставленные на автопилот, который включался в любом состоянии.) Сделайте же что-нибудь с этим небритым язьдрембопом!!! – неистовствовала тетя. – Какая сватихабская сволочь додумалась положить его рядом со мной?!
Здесь дивная женщина полностью переключилась на своего соседа по спальному месту, обличая все его пороки и грозя карами, по сравнению с которыми смерть на костре показалась бы вполне приятным пикничком с барбекю.
– А ну вставай, сейчас я тебе устрою тупичельский восход!! Разлегся, как у себя дома!
Звон и грохот свидетельствовали о том, что под горячую руку королеве попался кто-то из закованных в железо верных охранников и что последнему крупно в связи с этим не повезло.