Гедвигу, в отличие от Ляпнямисуса, никакие блязандрики не пугали. Зато ее напугала вполне невинная на первый взгляд сцена: на полутемной кухне Оттобальт и принцесса Галя занимались странным делом. Оттобальт, высунув от усердия язык, вырезал кружки в пласте теста при помощи перевернутого самозитного стакана. Он был весь в муке и выглядел при этом счастливым и довольным как никогда. Галя же с ошеломительной скоростью начиняла кружочки странной смесью из тазика, лепила крохотные пирожки и швыряла их в кастрюлю с кипящей водой. Прямо перед королем стояла глубокая тарелка, полная готовых пирожков. Оттобальт облизывался и сиял.
Хуже того, время от времени новоявленные кулинары отрывались от своего занятия и нежно целовались.
– Бальтик! – рявкнула тетя. (Король подпрыгнул.) – Что это такое, я тебя спрашиваю?
– Пельмени, – ответила «принцесса».
– Я не к вам, милочка, обращаюсь! – вскипела королева. – А к своему племяннику.
– В вашем возрасте, мадамочка, – поведала Галя певучим голосом, – так волноваться уже нельзя. Здоровьице уже не то.
Гедвига задохнулась от негодования. Оттобальт спрятался за Галину спину и выглядывал оттуда с видом напроказившего мальчишки. Мало того что эта нездешняя красавица накормила его потрясающим обедом и тут же принялась готовить не менее потрясающий ужин – так она еще и не боится королевы-тети.
– Я думала, ты ненадолго покинул гостей… – начала тетя зверским голосом, – а ты, оказывается…
– А не надо было думать, – заявила «принцесса». – Индюк вон тоже думал, дак в суп попал.
Король не мог оторвать глаз от своей суженой.
Разрумянившаяся от жара, сверкающая очами, уперев в бока округлые полные руки, обсыпанные мукой, – она была чудо как хороша.
Гедвига никак не могла взять в толк: ее что, действительно не боятся? Бестрепетной рукой она ухватила с полки тяжеленную вазочку для медомлячного соуса и изо всех сил грохнула ее об пол. Все присутствующие вздрогнули и поспешили ретироваться. Даже Галины аквалангисты сделали слабую попытку сбежать.
– А чего это вы чужое имущество портите? – грозно спросила Галя, наступая на королеву. – Свое заведите и хоть все на осколочки. А здесь не надоть скандал учинять!
Королева нащупала глубокую тарелку, и ту постигла печальная участь вазочки.
– Головой об стену, ежели с разбегу, будет еще громче! – посоветовала Галя.
Гедвига потянулась к следующей полке, но ее остановил грозный окрик:
– Я кому сказала – имущество не разбазаривать! А то не посмотрю на седины и морщины – так огрею, что пятый угол искать будешь всю оставшуюся жизнь!
На кухню на цыпочках прокрался Сереион и встал возле короля.
– Великая женщина, – прошептал Оттобальт, с восторгом глядя на Галю. – Королева.
– Ее-то и ждал Упперталь все эти годы, – согласился Сереион.
– Бесумяки! – пискнула Гедвига. – Ко мне! Взять самозванку!
В этот момент она не думала о последствиях этого рискованного шага. Ей было плевать и на грядущие политические конфликты, буде Галя окажется настоящей принцессой, и на реакцию племянника.
– Что делать? – Оттобальт схватился за сердце. – Не начинать же войну прямо при гостях?
– Вызову гвардейцев, – сказал Сереион и стремглав выбежал из кухни.
– Гарри! – сказал один из аквалангистов. – Кажется, эта старуха хочет обидеть нашу малышку!
– Это она зря, Билл, – откликнулся другой. – Сейчас мы зададим им перца! Покажем, что такое звездно-полосатый флаг! Только не говори ни о чем ни Мэри, ни Джулии.
Билл поднял глаза к потолку.
– Не волнуйся, Отто! – повернулась Галя к жениху. – Здесь давно пора навести порядок. Ты только не вмешивайся. Ой! – закричала она. – Пельмени, пельмени вылови ложкой. Да не обожгись! И воду слей…
– Да, любимая, – прошептал король.
– Ой, – охнула Галя, – та вы, наверное, всем это говорите, проказник.
– В первый раз в жизни, слово Хеннерта! – рявкнул потрясенный король.
– Бесумяки, в атаку! – заорала Гедвига, плохо понимая, что здесь происходит.
– Кисонька моя, – пропела Галя, обращаясь к любимому мужчине, – дай-ка мне вон тот сковородник.
Жабодыщенко тайком заглянул в ящик с минами и, испуганно отшатнувшись, быстро его захлопнул. Глаза у него бегали, лицо побелело.
Перукарников заметил, что с товарищем творится что-то неладное, и участливо положил руку ему на плечо:
– Ну что, Жабодыщенко, снова съел что-то не то? Чего такой убитый сидишь?
Жабодыщенко огляделся по сторонам, поманил Ивана пальцем к себе и горячо зашептал ему в самое ухо:
– Ты, Перукарников, все ото шуткуеш. Ты краще сюды подывись, – и с таинственным видом приоткрыл крышку ящика.
Иван доверчиво заглянул внутрь, но ничего нового для себя в опостылевшей таре для мин не обнаружил. Там лежали ровными рядами проклятые железяки, которые уже все жилы вытянули из доблестных партизан. С этим надо было что-то делать… И с Жабодыщенко тоже надо что-то предпринять – у парня крышу срывает. Вон глазищи размером с чайное блюдце – уже не может эти мины спокойно видеть. Аж трясет всего.
– Ну? – как можно спокойнее спросил Перукарников. – В ящике мины! И что тут особенного? Ты хотел меня этим удивить?
Жабодыщенко, заикаясь, проговорил:
– А то особливо, що их у цему ящику повинно зараз буты трохи менше.
Иван почувствовал, как с каждым словом растет в нем интерес к этой странной беседе.
– Как так – меньше? Что ты мелешь? Они у тебя что, по ночам гулять ходят?
Микола еще раз огляделся вокруг, не подслушивает ли кто, и признался Перукарникову в страшном преступлении.
– Гулять не гулять, а их зараз стильки, скильки завжды було. А так не може буты, тому що я кожного разу, вночи, на прывали, их по одний-дви штуки в кущах заховаю и обратно не беру, щоб нам з тобою легше було ящик носить. Розумиешь?
Перукарников понял, что человеческий интеллект – это страшная штука. Вот взять Жабодыщенко: на первый взгляд – дурак дураком, только и мозгов, чтобы пожрать да попить. ан нет – тоже, оказалось, царь природы. Логик! Стратег! Кто бы мог подумать!
– А ты хитрый жук, Жабодыщенко! – восхищенно молвил он. – Я бы до такого не додумался! Ведь Салонюк в этот ящик и не заглядывает.
Он приподнял крышку уже с нескрываемым интересом:
– Так что у тебя тут не выходит?
Микола попытался разъяснить еще доходчивее.
– Так я же ж тоби и кажу, мины в котрый раз знову в ящик повертаються. Скильки ночью не сховаю, зранку уси на мисци.
Не говоря ни слова, Перукарников и Жабодыщенко медленно повернули головы в ту сторону, откуда доносился жизнеутверждающий храп родного командира. Во взглядах у обоих бойцов сквозило подозрение.
Иван потрогал Жабодыщенко за рукав:
– Так, может, это он?
– Шо – он?
– Может, это Салонюк их обратно засовывает?
Микола печально покачал головой:
– Якбы ж то. Ни, не думаю! Тут явно без нечистой силы не обийшлося! Я остатнюю ночь не спав, лежав тихо, щоб роздывытыся – хто ж це може мины обратно у ящик покласть, колы я на нему зверху сплю?
Волосы на голове Перукарникова непроизвольно зашевелились, как если бы ему читали вслух «Майскую ночь, или Утопленницу» задолго до третьих петухов.
– Ну! И что ты ночью увидел? – нетерпеливо спросил он.
Жабодыщенко, белый от страха, прошептал:
– Шо, шо? А то шо – ничего! Во! Тильки утром ящик видкрыл, а мины знов уси на мисци. И Салонюк у ею ночь хропив, я це сам и бачив, и слухав.
Редко кому случается присутствовать при битве титанов. А вот Оттобальту, Сереиону и королевским гвардейцам повезло. Корпоративная этика мешала им в открытую радоваться позорному поражению бесумяков, однако удовольствие они получили неимоверное.
Разумом они понимали, что люди, вступившие в орден Бесумяков и служащие под началом королевы Гедвиги, заслуживают жалости и сострадания, но душа отчаянно протестовала. И то, что хваленые рыцари, обученные по прославленной и широко разрекламированной тетиной методике, были наголову разгромлены и в панике бежали, невзирая на вопли своей повелительницы, пролило бальзам на их уязвленное самолюбие.