Глава 3
Сперва внутри него возник свет. Он был невыносимо ярок, и потребовалось несколько секунд на то, чтобы осознать — все-таки свет идет снаружи. Тогда он нерешительно раскрыл глаза.
И ему стало больно.
Но глаза он теперь уже не закрывал — ворочая зрачками, медленно осматривал все вокруг, туманно удивляясь этой солнечной яркости, заполнившей окружавший его мир. Через некоторое время свет почти перестал его слепить, и он смог различить контуры предметов.
— Как тебя зовут? — басовито прогудел над ним чей-то голос.
— Меня? Меня?.. — в голове вертелись, нанизываясь друг на дружку, такие знакомые слова, но он никак не мог собрать их воедино, чтобы выговорить. Наконец эти слова (или, может быть, все-таки звуки?) слились в прочную цепь. — Я Халеф бен Ледда, второй сын Светлого Ледды из Кусумма.
Сейчас он смог разглядеть лицо говорившего — это был старик с кустистыми седыми бровями, из-под которых требовательно поблескивали большущие, как у морского змея, круглые глаза. Желтые, круглые глаза.
— Меня зовут Бурк, — тонкие губы недовольно вывернулись, обнажив превосходные, как у юноши, зубы, — я судья этой деревни. Сейчас к тебе начнет возвращаться память и тогда, быть может, к вечеру ты сможешь встать на ноги.
— Деревня? — он мучительно пытался вспомнить что-то, чрезвычайо важное. — Я в деревне? Действительно, ничего не помню. Я шел, вы понимаете, я долго шел по снегу, мне было так холодно… А потом… потом я шел по лесам.
Он попытался приподняться на локтях, но крепкая рука старца решительно надавила на впалую грудь. Халеф заглянул в его глаза и понял, что сопротивляться не стоит — ему желали добра.
— Пока лежи. Ты лежал больше двух месяцев. Все это время я лечил тебя грибами и не знал, останешься ли ты человеком. Червь сильно ударил тебя головой о какой-то камень, но дело не только в камне. Ты знал, что умирая, снежный червь может лишить человека разума?
— Червь? О святое утро, кажется, я начинаю вспоминать… да, там был червь! Была метель, я страшно устал и присел на что-то. Да, точно, и на меня набросился червь.
Откуда я шел, спросил он сам себя. Как я вообще тут оказался? Я… кажется, я вылетел из Самерна на воздушном корабле, который должен был доставить нас… куда? зачем? Старик немного задвинул шторы на окне, под которым лежала кушетка Халефа. В комнате стало немного темнее, поэтому он, уже почти не щурясь, принялся разглядывать интерьер жилища своего загадочного спасителя.
Здесь было чисто и даже, пожалуй, богато: по крайней мере, далеко не каждый из его соотечественников мог похвалиться таким жильем. Стены просторной квадратной комнаты были обтянуты светло-коричневой тканью, пол из полированных фигурных дощечек сверкал свежим лаком. Кое-где на стенах Халеф видел какие-то украшения, но пока еще не мог рассмотреть как следует. Напротив его кушетки почти всю стену занимал темный шкаф с несколькими книжными полками и множеством небольших дверок.
— Мне следует вознести благодарение Отцам, — твердо сказал Халеф.
— Успеешь, — иронически скривился старый Бурк. — Ты не делал этого десять недель, так что теперь лишний час ничего не изменит. Ты должен поесть, твой желудок слишком отвык от нормальной человеческой пищи. Фактически, у тебя его почти нет — но это поправимо.
Старик ободряюще кивнул и вышел. В этот момент в мозгу больного что-то отчетливо щелкнуло, и он вдруг понял, что может ощущать запахи. Это было удивительно, но не совсем приятно. Из распахнутой по верху оконной рамы форточки в комнату врывался сладковатый ветер цветущей весны, но даже он не мог перебороть застоявшийся запах человеческого тела, въевшийся в постель Халефа.
Юноша поморщился. Наверное, окно следовало бы распахнуть настежь, но он чувствовал, что пока это ему не по силам. Халеф повернулся к окну. Под стеной дома, наполняя воздух приторным ароматом, цвело какое-то незнакомое ему дерево — он видел, как ветер колышет ветви с удлиненными, будто стручки, листьями, меж которых там и сям ало горели крупные цветки. Значит, здесь уже весна? А здесь — это, собственно, где? Он в который раз принялся восстанавливать в памяти последние доступные ему события, но безуспешно, вспомнить, как он сюда попал, Халеф бен Ледда не мог.
Тихонько скрипнула дверь. Юноша повернулся и увидел, как в комнату входит рослая молодая девушка с подносом. Когда она приблизилась, Халеф подумал, что вряд ли кто решился бы назвать ее красавицей: у девушки были крупные, мужиковатые черты лица, сильные загорелые руки, под застиранной синей рубашкой едва угадывались бугорки неразвитой груди. Правда, в больших черных глазах незнакомки Халефу почудился какой-то тайный огонь, способный привлечь к себе сильнее любой красоты, но он отнес видение на счет своего состояния.