Амаль жестом приказала мне убираться. Я поднялся на ноги, ощущая себя куклой на шарнирах. Ее омерзительные слова отдавались внутри. Умалишенная ведьма стала вершительницей моей судьбы! Что может быть отвратительнее?!
– Если причинишь вред кому-то из жителей поместья, я тебя казню, – долетел до меня абсолютно равнодушный голос Амаль.
– Я пришел с добрыми намерениями, – мои слова прозвучали оскорбленно и печально.
Наместница демонстративно отвернулась и потеряла ко мне какой бы то ни было интерес.
Уже прикрывая за собой дверь, я различил строгий голос Беркута:
– Чего ты добиваешься, Амаль? Чтобы руки обуглились до костей? Сегодня ты с нами не пойдешь.
– Не смей мне приказывать. Здесь я принимаю решения, – отрезала наместница. Словам ведьмы вторил грохот. Хотелось бы верить, что это треснул ее череп.
– Как тебе девчонка? – шепнул я в пустоту, прекрасно зная, что Реф неизменно рядом. Любопытный старик никак не мог пропустить разговор, от которого зависела моя судьба на ближайшие месяцы.
– Слишком много мнит о себе и своем всесилии. Власть в неподготовленных руках никогда не бывала во благо, – фыркнул Реф, не потрудившись даже появиться на глаза.
Солдаты наверху уже затихли. Близилась ночь. Уверен, они придерживались строгого режима. Беркут показался строгим командиром, не приемлющим отступлений от устава и распорядка.
Я выскользнул за дверь и неторопливым шагом пересек брусчатый плац, разрисованный белой краской. Сколько же подметок стоптано и мозолей натерто солдатами на этой площадке? В сердце шевельнулись воспоминания. Это место не шло ни в какое сравнение с плац-парадами Белоярова и даже Адрама, столицы Миреи.
Даже внешне дом прислуги казался куда проще и уютнее солдатского корпуса – более напыщенного, но… казенного. Глиняные стены, длинная крытая галерея вдоль первого этажа, над которой нависали стены второго, и простая двускатная крыша без украшений. На небольших освещенных окнах мне удалось рассмотреть разномастные цветастые шторки.
Я поднялся по скрипящему крыльцу, потянул на себя деревянную дверь с небольшим окошком в верхней части и шагнул в полутьму. Небольшие сени встретили меня неясным огоньком свечи в грубом металлическом подсвечнике. Деревянные половицы скрипнули под тяжестью моих шагов. Я толкнул следующую дверь, не такую толстую, как входная, и оказался в длинном коридоре, на стенах которого трепетали с десяток огоньков в масляных лампах. Низкий потолок почти что чиркал меня по макушке, а по левую руку расположилась узкая лестница с простыми деревянными перилами.
Я сделал несколько неуверенных шагов и замер в замешательстве. Где искать Алию? Не заглядывать же в каждую дверь. Или заглядывать? Мгновенно ответив себе на свой вопрос, я толкнул первую дверь справа и попал в уютную общую комнату с небольшой печью, низкими диванами для сидения с кучей вышитых подушек, искусно выполненной книжной полкой и столиком на причудливо изогнутых ножках, заваленным рукоделием, детскими игрушками и газетами.
Две оживленно болтавшие женщины захлопнули рты и удивленно осмотрели меня с головы до ног. Третья, молоденькая девушка лет семнадцати-восемнадцати, вышивавшая что-то невыносимо пестрое на белом переднике, пискнула от неожиданности. Ее глазищи, больше похожие на глаза олененка, испуганно расширились. Наверняка даже Шурале по сравнению со мной показался бы им симпатичным малым.
– В-вы кто? – строго спросила одна из женщин, худощавая дама лет сорока с заметной сединой в темных волосах, собранных в аккуратный пучок.
Надо отметить, все трое носили одинаковую одежду: длинные серые рубахи, из-под которых проступали штаны-шаровары из той же ткани, белые передники, отличающиеся лишь разнообразием вышивки, и легкие туфли без каких-либо узоров. За годы жизни вне родины я успел отвыкнуть от традиционных нарамских костюмов.
– Наместница приказала мне найти Алию, – как можно дружелюбней отозвался я.
– Вы говорили с Амаль Кахир?
– Я попросил у нее убежища.
Женщины растерянно переглянусь, по всей видимости, решая, можно ли верить окровавленному бродяге.
– Я позову ее, – вдруг вызвалась девушка, не дождавшись решения старших.
Напоследок она окинула меня жалостливым взглядом и убежала. Ее торопливые шаги разнеслись по пустынному коридору топотом, сравнимым со строем солдат. До чего же удивительно ее сострадание! Я для них грязный, окровавленный и странный незнакомец. Разве можно верить мне так безоговорочно?
Женщины смотрели с интересом, смешанным с подозрением, и молчали. Мне не предложили сесть, и я их понимал. Уверен, после меня еще и проветрят.