На массивном письменном столе царил порядок, как и на книжных полках. Старая канцелярская крыса предпочитала работать в моем поместье, но даже там его кабинет походил на памятник опрятности и занудству.
Я заняла кресло советника, солдаты же остались на ногах. Мор напряженно улегся у стола и изредка бил хвостом по паркету. Я бесцеремонно перелистала документы, не обнаружив там ничего, что можно было бы счесть важным. Самое важное письмо он уже отправил, не постеснявшись писать его в моем собственном доме! Откуда же старику было знать, что у наместницы появился бесплотный шпион?
– Амаль Кахир, прошу, берегите руки, – нарушил тишину Беркут.
– Не обещаю, – процедила я. Гнев клокотал где-то в горле, моля о свободе.
Отец не должен был узнать об убийствах! Это мой провал как наместницы! Другого он от меня и не ожидал, запихивая в самые отдаленные земли, окруженные Нечистым лесом! Как и старший брат, будь он проклят! Все эти долгие шесть лет они надеялись на мое сокрушительное падение. И надежды эти оправдались…
Когда в коридоре послышались торопливые шаги, я напряглась, как и все присутствующие. Мор зарычал, но не поднялся. Дверь распахнулась, и на пороге возник Надир Леян – щуплый старик с лицом морщинистой крысы. Из-под расшитого золотыми нитями ярко-синего бархатного халата виднелась ночная сорочка. Глаза-пуговки метали гром и молнии.
– Наместница, чем обязан вашему столь позднему визиту? – сквозь фальшивую вежливость в голосе хозяина дома просачивалась едва прикрытая ненависть.
– Не догадываешься, Надир? Я снова с ножом.
Взгляд старика застыл на кинжале, четыре года назад пригвоздившем его руку к столу в зале совещаний. Уверена, он прекрасно помнил боль, причиненную шестнадцатилетней девчонкой. А свое унижение – и подавно.
– Понятия не имею, что привело вас ко мне, – совладав с собой, гордо ответил Надир.
Я выдержала паузу, нарочито медленно снимая перчатки и открывая ему обожженные руки. Старик, как и все горожане, прекрасно знал о моей огненной мощи. Он видел выжженную землю у стен Вароссы и наверняка понимал, что мне под силу оставить от его дома такое же пепелище.
– Письмо, отправленное тобой моему отцу. Так понятнее?
В глазах советника мелькнуло удивление, но сию же секунду исчезло, будто и не было. Опытный политик умел держать себя в руках.
– Ах вы об этом письме. Что же вызвало ваш гнев, Амаль Кахир? – в голосе старика скользила откровенная издевка. – Я был обязан сообщить воеводе об ужасах, творящихся в Вароссе. Если уж вы и ваши… соратники оказались не в силах найти убийцу, значит, пришла пора просить помощи.
– Как ты посмел прыгнуть через мою голову, советник?! – взорвалась я и вскочила на ноги, оказавшись на полголовы выше старика. В моей ладони полыхнул огонь. Злость притупила боль в изувеченной руке. – Ты обязан был прийти ко мне и спросить разрешения! Кто ты такой, чтобы обращаться напрямую к воеводе?!
– Посаженный им советник и ваш учитель, если вы забыли, наместница, – процедил Надир.
– Ты – старая трусливая крыса! – мой крик эхом отразился от стен. Огонь вспыхнул и на второй ладони. Сгустки пламени поплыли к хозяину дома, ведомые моей волей.
Глаза советника округлились. Он держал себя в руках, но огненная стихия, бушевавшая у самого его носа, не оставила бы равнодушным даже самого прожженного политика.
Мор угрожающе гавкнул, не сводя глаз со старика. Беркут в несколько шагов оказался между нами. Уж не знаю, кого он защищал – меня или советника.
– Только посмейте тронуть меня! – завопил Надир, наблюдая за приблизившимся Михелем.
– Посмеем, советник, – процедила я.
Огни разделились на восемь частей и разрослись. Они зависли так близко к Надиру, что опалили его своим жаром. Уж я-то знала, как ощущается мое пламя. Никому оно не могло доставить больше боли, чем мне самой.
Солдаты возвышались за моей спиной молчаливыми статуями. Советник был прекрасно осведомлен, что каждый из них – ведьмак, а магии он опасался куда сильнее, чем возмездия за свои махинации с казной.
– Ты не мой учитель, Надир. Ты – мой слуга. Я бы велела высечь тебя на центральной площади за предательство, но письмо воеводе не самый весомый повод для горожан, – процедила я, наслаждаясь страхом загнанного в угол подлеца. – Только мы-то с тобой знаем, что это самое настоящее предательство. Шесть лет ты спишь и видишь, как бы убедить отца сместить меня. Ты бы и убил меня с превеликим удовольствием. Учти, старик, воевода далеко, а я близко, и руки у меня длиннее, чем ты можешь представить.