— Подбородком обопрись о стол.
Делаю как велено»- с по-прежнему высунутым языком склоняюсь вперед. Шиба-сан подкладывает мне под язык полотенце и заправляет сережку в «пистолет». Но как только я сережку увидела — замотала головой и хлопнула Шибу-сан по руке.
— Какие проблемы?
— Это что еще — двенадцатиграммовая, что ли? Ты ж не собираешься со мной с этого начинать? Да или нет?!
— Ну да, двенадцатиграммовая. Я так понимаю, ты людей с шестнадцати- или восемнадцатиграммовыми на языках не очень-то часто встречала? Эта прекрасно сойдет.
— Пожалуйста. Мне надо четырнадцать.
Я так умоляла Шибу-сан и Аму, что в конце концов уломала-таки их поставить мне четырнадцать. Я ж в уши для начала всегда четырнадцать или шестнадцать забивала! Шиба-сан заправил четырнадцатиграммовый «гвоздик» и сказал:
— Значит, ты прямо вот сюда хочешь, да?
Я чуть заметно киваю и покрепче сжимаю кулаки. Ладони у меня уже потные, скользкие, неприятные. Шиба-сан «пистолет» направил и кончик языка моего к полотенцу прижал. Не торопясь приставил машинку к моему языку. Языком я ощущала холодный металлический «гвоздик».
— Готова? — спросил Шиба-сан мягко. Я взглянула вверх и тихонько кивнула.
— Ну, поехали, — сказал он и положил палец на спусковой крючок Так сказал, что мне прямо представилось, как он сексом занимается. Интересно, он, когда кончить собирается, девчонок об этом вот таким же тихим голосом предупреждает? А в следующую секунду раздался щелкающий звук, и у меня по всему телу такая дрожь невозможная прокатилась — оргазм и рядом не валялся. По рукам мурашки побежали, тело — не скажешь по-другому — спазмом свело. Живот сжался, между ногами все — вот уж непонятно с чего — тоже, там, внутри, — прямо блаженное, щекочущее какое-то ощущение. «Пистолет» щелкнул, раскрылся, выпустил сережку.
Я, снова свободная, скорчила рожу и убрала язык назад в рот.
— Дай взглянуть, — сказал Шиба-сан, голову мою к себе повернул и сам для примера язык высунул. Я — глаза от боли наполнены слезами — высунула свой, напрочь онемевший.
— Выглядит очень даже. Сидит по центру, и точка верная.
Ама, просунувшись между нами, уставился на мой язык.
— Точно. Ты прав. Луи, тебе идет, — сказал он.
Язык у меня просто горел, чувствовала — говорить и то трудно.
— Луи, так? — переспросил Шиба-сан. — Боль ты терпеть умеешь, это точно. Слышал я, что девчонки вообще лучше боль переносят, чем парни. Мужики вообще иногда отключаются, когда им чувствительные места прокалывают — языки или гениталии.
Я закивала — всем своим видом дала понять, что прониклась, только бы рот не открывать. Боль — то острая, то тупая — накатывала короткими волнами. Я рада, что послушалась Амы и пришла сюда. Если б я, как сначала собиралась, все это сама стала бы делать — точно бы не выдержала, бросила на середине. Мне дали льда — на язык положить, и я ощутила — возбуждение постепенно, потихоньку убывает. Я успокоилась. Мы с Амой походили, посмотрели на украшения, а после Аме скучно стало, и он в уголок отошел — туда, где под стеклом садо-мазо причиндалы выставлены были. Я заметила — Шиба-сан уже вышел из задней комнаты и облокотился о прилавок.
— Что ты думаешь про раздвоенные языки? — спрашиваю.
Шиба-сан плечами пожал и говорит:
— Полагаю, идея интересная, но в отличие от пирса или татуировок при этом форма тела на самом деле меняется. Лично я такое с собой делать не стал бы. По-моему, на подобное только Бог право имеет.
Уж не знаю почему, но слова его прозвучали очень убедительно, и я кивнула. Постаралась перебрать в уме все виды телесных модификаций, о которых знала. Ноги бинтовать, талию корсетом утягивать, шею обручами удлинять — как иные африканские племена практикуют. Стало интересно — а подтяжки лица считаются?
— А если б ты был Богом, ты бы каких людей создавал? — спрашиваю.
— Как люди выглядят — менять бы, наверно, не стал. Только я бы их сделал тупыми. Глупыми, как курицы. Такими тупыми, чтоб им сроду и не представить, что Бог существует.
Я чуть покосилась на Шибу-сан. Говорил он вполне равнодушно, но в глазах горел паскудный такой огонек. Странный какой парень, подумала я.
— Можешь как-нибудь показать мне разные эскизы для татуировок? — спросила я.
— Запросто, — ответил Шиба-сан и улыбнулся дружелюбно. Глаза у него — неестественно карие, коричнево-карие, а кожа — белая. Совсем белая, прямо как у европейца.
— Звони когда захочешь. Понадобится что про сережку твою узнать — и тогда тоже звони.