– Нет, не был он бисексуалом. Поклясться могу!
По пути из полиции долго, задумчиво смотрю в глаза каждому встреченному копу. В моих глазах – ненависть. Все. Я иду в «Желание», иду рассказывать Шибе-сан, что следствие ни к чему не приводит. Не желаю верить, что Аму изнасиловали… Но… а с другой-то стороны? Да не будь он бисексуалом, фиг бы он кому позволил вытворять с ним ТАКОЕ! А если б и был?
Нет. Даже в этой ситуации он бы рулил, им бы никто не правил…
Открываю дверь «Желания». Шиба-сан сидит за прилавком, курит. Слабенько ему улыбаюсь. Не могу – убейте, не могу! – ему рассказывать, что на самом деле сделали с Амой. Не хочу, чтоб память о нем для кого-то искажалась!
– Нет. Ничего они пока не нашли. Слабенькая улыбка Шибы-сан словно повторяет мою.
– Ладно, – говорит он. Шиба-сан стал со мной ласковым… с тех пор, как погиб Ама. Нет, язык у него – по-прежнему злой, но в движениях, в выражениях его – все больше нежности. Он относит меня в заднюю комнату – и возвращается в магазинчик, только когда я уже в кровати лежу. Лежу, кручусь с боку на бок. Понимаю – на трезвую голову мне не уснуть. Встаю на ноги. Тащусь к холодильнику. Натыкаюсь на бутылку сухого красного – дешевка, но все ж таки я пью прямо из бутылки… и – неужто наконец, впервые за черт знает сколько времени, мне хочется ЕСТЬ? Достаю из холодильника хлеб. Отламываю кусочек. Осторожно откусываю. Дрожжами пахнет, тошнота от этого запаха к горлу подступает. В общем, засовываю хлеб назад в холодильник и дверь захлопываю. Сажусь на стул у кухонного стола, в руке – бутылка вина. Другой рукой вытягиваю из сумки косметичку. Открываю. Гляжу на зубы – Ама, помню, «знаком любви» их называл. Достаю эти зубы, перекатываю их лениво на ладони. Ну и что ж они значат теперь, когда самого Амы больше нет? Зачем я вообще на них смотрю? А я заметила – после того, как Ама из моей жизни исчез, я на них намного чаще глядеть стала. И каждый раз, когда назад в сумку убираю, чувство безнадежности так и захлестывает! Может, в день, когда я зубы эти проклятые рассматривать перестану, я и память об Аме из головы смогу выбросить? Кладу зубы назад в косметичку и… вижу что-то уголком глаза. Вроде бы край пакета бумажного из полузадвинутого ящика стола свисает? На какую-то долю секунды думаю о самом страшном. Судорожно тянусь к ящику. Достаю пакет. Палочки благовоний. С мускусным запахом. Аромат «Экстази».
Вскакиваю со стула.
– Я в магазин иду.
– Куда-куда? – У Шибы-сан на лице – изумление, но я даже не отвечаю – просто вылетаю за дверь, не глядя, не обернувшись. Ноги галопом несут меня к универмагу.
Запыхавшись, задыхаясь, возвращаюсь в «Желание». Шиба-сан глядит на меня озабоченно, гладит по волосам.
– Ты где это была, Луи? Я из-за тебя передергался.
– Палочки благовоний покупать ходила. Ненавижу мускусные запахи.
Достаю благоухающий пакет из ящика стола, рывком выхватываю из него все палочки. Переламываю каждую пополам и выбрасываю в мусорное ведро.
– Я вместо этой дряни кокосовые купила, – говорю. Поджигаю новую палочку.
– Случилось что-то, Луи?
– Нет. Ни фига не случилось. Кстати, Кидзуки, я все думаю – отрастил бы ты волосы. Я вообще-то у парней длинные гривы люблю.
Шиба-сан на такое замечание откровенно ржет. Раньше бы он просто поглядел на меня, как на пустое место, и посоветовал не соваться не в свое дело. А теперь просто отвечает:
– Почему нет? Может, мне и правда стоит длинный хайр отпустить – все перемены…
В тот вечер, когда я к Шибе-сан домой пришла, даже кое-какой ужин впихнуть в себя ухитрилась. Конечно, чуть наизнанку не вывернуло, но Шиба-сан так рад был, что я наконец есть начала… в общем, удержалась как-то. А потом я легла в постель рядом с ним и лежала тихонько, пока он не заснул, и все это время снова и снова прокручивала в голове одну и ту же мерзкую сцену. Вот он – насилует и душит Аму. Воображала то так, то этак, варьировала тошнотворные детали… например, представляла, что все это время Ама смеется, или – что Шиба-сан плачет. Нет, если убийца – и впрямь Шиба-сан, он, наверно, душил Аму гораздо сильнее, чем меня. Когда я уже точно знала, что он спит и спит крепко, – пошла в гостиную, открыла банку пива. Отхлебывала – и все глядела на странный Амин «дар любви». Порылась на полках у двери. Отыскала наконец молоток Сначала завернула зубы в целлофан, потом в полотенце – а потом молотком разбила на крошечные осколки. В такт глухим ударам молотка подпрыгивало сердце. Я собрала осколки и засунула в рот. Проглотила. Запила пивом – единственным, вкус чего я еще способна ощущать. Ну, вот и все. Вот и .стал наконец «дар любви» Амы частью меня. Раз и навсегда. Как просто!
Утром иду с Шибой-сан в «Желание». Помогаю ему открыть магазин. Съедаю маленький – нет, ПРАВДА маленький – кусочек купленной им булки, но и этого, ошва Богу, довольно – лицо у него удовлетворенное.
– Кидзуки, можно тебя попросить?
– Что надо-то?
Снимаю платье. Ничком ложусь на кровать.
– Уверена?
Киваю. Он берет ту штуку, которая похожа на шариковую ручку. Он будет рисовать моим дракону и Кирину глаза. Он подарит им истинную жизнь.
– Поехали, – говорит Шиба-сан, и спину мою снова пронизывает острая боль. С чего я когда-то вообще решила тату набивать? Уже не помню… но точно знаю – ЭТА ее часть имеет для меня смысл. Я не только Кирина с драконом оживляю – вместе с ними я возвращаю к жизни себя.
– Не боишься – вдруг они возьмут и улетят? – усмехается Шиба-сан, прокалывая мою кожу иглой.
– Пусть делают что хотят. Они свободны.
Я смеюсь и украдкой кошусь на Шибу-сан. И вот именно в этот миг, в эту самую минуту я понимаю – никогда больше не будет он делать мне больно, как когда-то. до Понимаю – он будет заботиться обо мне.
Все у меня будет хорошо. Может, Шиба-сан и впрямь изнасиловал и убил Аму… все равно в каком-то смысле и это – нормально. Я лежу, вся в своих мыслях, и вдруг вижу в зеркале – дракон и Кирин открывают глаза и смотрят на меня.
«Желание» уже скоро закрывать пора… я возвращаюсь к Шибе-сан. Прямо от дверей подхожу к зеркалу. Вынимаю стержень из языка и продергиваю сквозь дырку зубную нить, покрытую плотными узелками. Завязываю у кончика языка. Намертво затягиваю узел – и ощущаю только нудную, тупую боль. Смотрю – язык соединяется миллиметрами пятью плати,’не больше. Может, просто перерезать этот остаток лезвием? Думаю об этом, но по итогам беру щипчики для бровей и перекусываю ими нить. Она свисает с моего языка, точь-в-точь как порванная струна, боль сейчас же исчезает. Смотрю в зеркало. И что же осталось? И вот за этим я гналась столько времени? За бессмысленной, пустой дырой, окруженной саднящей плотью, поблескивающей от слюны?
Наутро меня будит яркий солнечный свет. Дикий сушняк – приходится выползать из постели и тащиться в кухню. Достаю из холодильника бутылку ледяной минералки. Пью прямо из горла, чувствую – вода не только по языку льется, насквозь течет! Мягко спускается вниз по горлу, по телу – словно внутри у меня – река.
Шиба-сан открывает глаза. Неторопливо приподнимается на локтях с постели. Смотрит на меня, а я – в зеркало. Трет глаза кулаком.
– Ты что?
– У меня внутри – река.
– Ты о чем? А, мне тоже сегодня странный сон снился.
– Какой сон?
– Как будто я дружу с одним парнем, рэпером. Вроде мы с ним встретиться должны, только я опаздываю. Ладно, приезжаю я наконец туда, а этот парень и приятели его на меня разозлились – и начинают они меня материть рэпом. Прикинь – пять или шесть мужиков, стоят вокруг меня и кроют последними словами – рэпом!
Смотрю, как он медленно вылезает из постели. Думаю по-прежнему о реке, что родилась сегодня у меня внутри. Интересно, а если я «слепой» гайкой дырку в языке растяну, станет эта река течь сильнее? Я поворачиваюсь к солнцу и… щурюсь от его беспощадного света.