Одновременно со мной на пороге появился Пертти Стрем. Я объяснила ему, в каком качестве теперь выступаю, и он посмотрел на меня как на врага.
— Как только увидишь Хяннинена и услышишь, что он делал, когда мы к нему приехали, ты сама признаешь, что он виноват, — злобно произнес Перец. — Он утверждает, что, когда ушел от Мяенпяя в пятнадцать минут первого, она сидела и красила ногти. Но мы-то знаем, что в это время она наверняка уже была мертва. Неужели этот чертов педераст считает нас полными идиотами?
Меня удивили его слова. Странно, почему он так крепко выражался в адрес Киммо? И только когда Перец проводил меня в комнату для допросов и я увидела Киммо, до меня начало доходить, что он имел в виду.
Я сначала даже не поняла, что надето на Киммо. После яркого солнечного дня глаза с трудом привыкли к полумраку помещения. Киммо стоял посреди комнаты как блестящая черная тень, и его золотистые волосы нимбом светились вокруг головы.
Затем я поняла, что на нем черный резиновый комбинезон, похожий на водолазный костюм, только тоньше. Мне показалось, что Киммо очень холодно, поскольку лицо у него посинело.
— Какого черта ты это на себя напялил? — изумленно спросила я у него и тут же набросилась на Перца: — Вы так торопились его задержать, что даже не дали возможности парню переодеться. Отправь кого-нибудь из своих людей к нему домой за нормальной одеждой. Иначе я составлю жалобу о негуманном отношении к задержанному. Киммо, дома есть сейчас кто-нибудь?
— Мама с Матти и Микко уехала в Хельсинки, а отец в Эквадоре.
— Перец, дай мне телефон.
Антти ответил почти сразу. Я попросила его заехать к Хянниненам за одеждой для Киммо. Закончив разговор, я заметила, что Перец смотрит на меня почти с ненавистью.
— Похоже, ты действительно переметнулась в другой лагерь, — тихо сказал он, закуривая сигарету.
— Что значит — переметнулась в другой лагерь? Насколько я помню, нас с тобой одинаково учили тому, как надо обращаться с задержанными. Отправь кого-нибудь из полицейских в дом Хянниненов за одеждой и прекрати курить. Здесь слишком маленькое помещение.
— Подалась в правозащитники? — Перец затушил окурок в опасной близости от моей левой ноги. — Когда мы пришли потолковать с дружком этой Арми, то нашли его в этом резиновом костюме в окружении порножурналов садистской направленности. Я могу предоставить тебе доказательства! Этот ужасный костюм просто усеян отпечатками пальцев убитой девушки. Видишь, у него слева вырван клок? Этот клок мы нашли во дворе погибшей. Похоже, их сексуальные игры зашли слишком далеко!
— Арми была изнасилована?
— Нет, парень не успел. Но он здорово возбудился и отправился домой заканчивать дело самостоятельно!
Перец раздраженно захлопнул дверь перед изумленным лицом дежурного полицейского. Я размышляла о том, что вряд ли мое поведение облегчило долю Киммо, но Перец меня просто бесил. Я знала, что он быстро сделал хорошую карьеру в полиции, и, похоже, у него началась звездная болезнь. Я вспомнила, как мой приятель и сокурсник Тапса Хельминен однажды чуть не сломал ему локоть, пытаясь преодолеть его мужской шовинизм. А я пару раз обошла его на теоретических экзаменах, так что в итоге Перцу пришлось довольствоваться славой лучшего стрелка курса.
— Киммо! Мне так жаль! И из-за Арми, и из-за всего, что с тобой произошло.
Дежурный не вмешался, когда я, утешая, обняла Киммо, хотя это было явным нарушением правил. Ну да ничего, мне не впервой нарушать правила. Резина под рукой была мягкой и теплой, рука легко скользнула вдоль его тела.
— Ты можешь мне рассказать, что же все-таки произошло? Когда ты в последний раз видел Арми? — Я села перед Киммо и вытащила из портфеля блокнот.
— Я видел ее этим утром. Ночь провел у нее. У меня с похмелья жутко болела голова, я проснулся где-то около девяти. Арми еще спала. Я натянул на себя этот костюм и пошел поваляться на солнышке у нее на заднем дворе. Наверное, я снова задремал… Арми вышла около половины одиннадцатого и стала меня будить. Мы немного повозились, тогда, наверное, я и порвал костюм. Потом мы пошли пить кофе, а затем я отправился домой. Арми сказала, что хочет поговорить с тобой наедине, а до этого ей надо было кому-то позвонить.