В какой-то момент я заметила, что уже стемнело и из девушек остались только я и она. По законам маленького городка, девушка, чтобы сберечь репутацию, не должна была гулять допоздна, ей следовало приходить домой до захода солнца. Санна сидела на камне и курила самокрутку. Это было знаком того, что сейчас она переживает не лучшие времена — у порядочной девушки, уж если она курит, всегда должны быть деньги на сигареты, пусть и не самые дорогие. Но самокрутка…
Мне захотелось заговорить с ней, и я попросила закурить, хотя вообще-то не курила. Санна набила табаком бумажку, облизнула край розовым кошачьим языком, склеила и протянула мне. С несчастным видом я взяла самокрутку и затянулась, безуспешно прикидываясь заядлой курильщицей. Несмотря на жаркую погоду, Санна была в старых черных джинсах и видавшей виды потрепанной кожаной куртке. В руках, словно сокровище, она держала бутылку пива. Мне хотелось поговорить с ней, но я не знала, как начать разговор. А потом появились парни, они говорили о каком-то ресторане. Вскоре они ушли, и Санна с ними.
Я вспомнила, как во время выпускного вечера мы пялились на ее шрамы. Она с независимым видом смотрела в сторону, но я заметила в ее глазах смущение и растерянность. А потом я улыбнулась ей, и она вернула мне улыбку, протянув в знак симпатии свою бутылку, и я отхлебнула из нее добрый глоток вина.
А потом Санна уехала в Хельсинки. Пару раз мы сталкивались с ней в городе, приветствуя друг друга, как встретившиеся на чужбине земляки. Она почти не менялась, оставаясь такой же тонкой и изящной девушкой с широко раскрытыми доверчивыми глазами, лишь немного заострились черты лица да кожа приобрела какой-то неживой оттенок. Я так и не рассказала ей, что работаю в полиции, лишь упомянула, что выполняю кое-какую временную работу и собираюсь поступать на юридический факультет.
Несколько раз я встречала ее в студенческом кафе с кружкой пива — тогда там еще наливали — и пару раз видела, как она сидела в своей вечной кожаной куртке на ступеньках главного входа с сигаретой в руках. Она рассказывала, что пишет дипломную работу по лирике Сильвии Плат. Жаль, что эта работа никогда не будет закончена…
Вернулась Аннамари, держа в руках большие полиэтиленовые сумки «Стокманн», и я очнулась от своих мыслей.
— Можно я заберу эти бумаги позже? Я возьму рюкзак, иначе они помнутся, — предложила я. Мне совершенно не хотелось оставлять все эти дневники Аннамари, но везти их сейчас на велосипеде было совсем неудобно.
— Завтра будет звонить Хенрик. Что мне ему рассказать? — спросила Аннамари, опершись о дверной косяк и скрестив на груди руки подобно античной героине.
— Расскажи все как есть. — Я вспомнила Хенрика Хяннинена, его темные брови и черные вьющиеся волосы. Мне всегда казалось, что в нем есть что-то дьявольское.
— Он будет кричать на меня… Я не могу этого слышать. А нет никакой надежды, что Киммо все-таки освободят?
— Надежда всегда есть, — неумело утешила ее я. Мне было тяжело в ее обществе, хотелось поскорее выйти на воздух.
Я поехала вдоль берега, направляясь к волнорезу. Почему-то я решила посмотреть, где погибла Санна. Темным вечером здесь, должно быть, не было ни одной живой души, лишь где-то вдали на берегу светились яркие огоньки домов. Я попыталась представить, что почувствовала Санна, упав в холодное мартовское море, температура которого была, наверное, не выше двух-трех градусов, и у меня по спине пробежал озноб. В задумчивости я быстро крутила педали и ехала по узкой прибрежной дорожке на довольно приличной скорости. Вдруг под переднее колесо попал камень, я резко вывернула руль — тут-то все и произошло.
Руль внезапно отделился от рамы и остался у меня в руках. Инстинктивно я обеими руками нажала на ручной тормоз, который, разумеется, никак не прореагировал. Мир перевернулся, море и воздух поменялись местами, я оказалась в воде, затем под водой, отчаянно колотя руками по песчаному дну и задыхаясь от попавшей в легкие холодной соленой воды.
К счастью, там было совсем мелко, не более метра. Чертыхаясь, я сидела в воде, пытаясь понять, где утонул руль и не повредила ли я себе что-нибудь. К счастью, у меня лишь немного болело правое запястье и слегка саднило колено. Серьезных повреждений, кажется, не было.
В воде меня начало колотить от холода, я выловила руль и поспешила вылезти на берег. Велосипед валялся в нескольких метрах от дорожки, провода ручного тормоза порвались и бесполезно извивались где-то сбоку. Он пришел в полную негодность, а я стояла около него насквозь промокшая и совершенно растерянная…