Посмотрел задумчиво, словно оценивающе, кивнул своим мыслям и только заметил:
— Вы зря не приняли истинную форму, дана, как бы не пропагандировалось равенство всех рас, иршасы — элита. И пребывать во дворце юной девушке в таком виде я бы не рекомендовал.
— Благодарю за заботу, сиятельнейший Шаэ, — и почему захотелось зашипеть в ответ? — но одежды иршасов у меня с собой нет, а разгуливать в истинной форме голой — это все же дурной тон. Я лишь хотела узнать, что с Киораном, и могу ли я вернуться к занятиям в Академии.
Из слов доставивших завтрак слуг стало ясно, что проспала она не много не мало почти четыре дня… Слишком много. Все еще слишком слабая.
Тяжелый взгляд буквально вдавил землю, заставляя покорно склониться.
— К дару Киорану вас не пустят. Ему необходимо еще как минимум пару недель, чтобы прийти в себя после заключения и восстановить силы — после этого он будет обязан выполнить свою клятву и пройти посвящение, — по губам змея проскользнула усмешка — или показалось, — древний играет в интересные игры, дана Дейирин, но помните, что вы в них пока лишь пешка.
Ни слова о том, что будет с Кио дальше. Состояние друга явно тяжелое, но спорить тут бесполезно… вопросов миллион, только ясно, что сейчас на них не ответят…
— Вас ждет отец, дана. Он вернулся через день после суда, и… Илшиарден очень беспокоился…
И все. Небо не рухнуло на землю, но все остальные вопросы вдруг стали так неважны… Сердце забилось быстро-быстро, ладони вспотели. Рин нервно дернула кончик косы, перекинув ее на грудь. Почему для нее так важно мнение отца? Почему с тех пор, как они поругались, на душе так тяжело? У нее не лучший характер на свете, она плохо умеет идти на компромиссы и почти не умеет прощать… Она совсем не девочка-цветочек, какой порой кажется при первом знакомстве. А еще… очень трудно снова научиться доверять. И верить, что тебя не предадут и не бросят.
— Он никогда не предаст, Дейирин, — пальцы наследника были прохладными, чешуя оказалась неожиданно не жесткой — гибкой и приятной на ощупь, когти чуть царапнули щеку при прикосновении. Слишком неожиданном, но не неприятном. — Ты даже не представляешь, насколько важна для него. Настолько, что если ты вдруг вздумаешь причинить боль моему другу — уже нарочно — или бросить его — я безо всякого стеснения промою тебе мозги и ты станешь идеальной любящей дочерью. И он ни о чем не догадается, уж поверь мне, — шепот обжег кожу, пальцы прочертили дорожку, скользнув на мгновение по губам.
Почему она все время забывает, что перед ней менталист? Причем высшего уровня, способный считать не только поверхностные мысли, но и познать саму суть и душу другого человека? И почему ей все еще не страшно? И вместо гнева и ярости от такого предложения она чувствует лишь глубокую искреннюю признательность за то, что у ее отца есть такой друг. Слишком тяжел этот дар, слишком многие его ненавидят…
— Благодарю, мой Ш-шаэ, — добавила уже искренне, сбиваясь на шипение и машинально прикладывая руку к сердцу.
Он скользнул чуть в сторону, отодвигаясь и освобождая проход, и этим вызывая легкую вспышку разочарования. Зачем врать себе? Слишком это дело накладное… Но беспокойство от встречи с отцом, азарт, желание его увидеть и извиниться за свой глупый поступок соединились в гремучий клубок, не дающий вздохнуть. Наследник прекрасно понял ее состояние, и, может быть еще и поэтому, просто создал портал.
Кажется, лишь миг, — легкое движение пальцами, но она видела, как вскипает воздух, идя кругами, как открывается пространство, пробивая невидимые коридоры. Какая колоссальная сила и умение нужны для настолько легкого манипулирования портальной магией. Естественного, как дыхание.
Дворец оказался весьма впечатляющ… и у отца были здесь собственные апартаменты, обставленные в строгой серебристо-черной гамме. Похоже, такое сочетание карри отнюдь не тяготило. Комнат было несколько — вышли они вроде бы в гостиной, еще была проходная — у входа в покои, кабинет, огромная библиотека, небольшой зал для тренировок и, видимо, спальня. Отец находился в кабинете. Здесь было обставлено под истинную форму, змеиную, поэтому ноги невольно скользили по полу, а мебель казалась по-настоящему массивной и огромной, как тот высокий стул с витой ножкой, вокруг которого отец обвился хвостом, что-то увлеченно выписывая на бумаге.
Миг. Сердце выпрыгивает из груди, лезут клыки, прокусывая губу. Шелест хвоста. Поворот. Родное лицо. Безумно уставшее, с кругами под глазами, во взгляде — настороженное беспокойство и страх. Страх за нее. Колебания просто осыпаются пеплом, недоверчивость разлетается осколками. Здесь и сейчас — они одна кровь, одна семья.