Такой косой можно убить или тяжело ранить. Очень старая прическа, у них уже давно считалась слишком архаичной. То-то, видимо, войска и гвардия короля, вооруженные в новом стиле и возглавляемые лично луноликим, были разбиты в пух и прах той, кого они так презирали, – женщиной! Она жадно впитывала в себя облик вражеского полководца, подмечая и привычно уверенные жесты, и команды, отдаваемые на чужом языке негромким, холодным голосом, и то, с какой скоростью повиновались ей подчиненные. Вот она, мечта. Так близко… Войска прошли дальше, и, не дожидаясь, когда арьергард скроется из виду, Дейирин поспешила возвратиться. В оккупированном уже почти месяц городе все еще была напряженная обстановка, и комендантское время начиналось с третьей джиды до полуночи.
Впрочем, лечь спать, как того хотелось утомленной долгим днем девушке, не удалось. В дверь постучали, но тихо. Значит, это не солдаты нового гарнизона. Но кто тогда осмелился нарушить покой в такое время, рискуя привлечь чужаков? Что за самоубийца? Дейи прикрыла рот, сглатывая зевок, и поспешно переоделась. Теперь она, вопреки всем прежним правилам, одевалась только в мужскую одежду, впервые за долгие годы чувствуя себя хоть немного свободной.
Разум все еще захлестывала злость – она ненавидела это место так сильно, как это было только возможно, и если бы только знала что-то важное, ни на мгновение бы не сомневаясь, рассказала бы все захватчикам. Для нее они были спасителями – от участи завернутой в шелка с ног до головы покорной и послушной куклы в руках у какого-нибудь богатенького извращенца, решившего приобрести себе новую наложницу. Лун Кермет уже намекал ей, встретив на гуляньях, и с каждым месяцем намеки становились все настойчивей. В последние недели перед атакой чужаков она боялась выходить из дома. Хоть и приходилось выбираться вечером на посиделки, чтобы не дать повода себя заподозрить и не волновать мать.
Пальцы привычно проверили пояс с оружием, укрывая его теплым плащом. Стук стал сильнее, и, недовольно поморщившись, Дейирин поспешила на первый этаж.
– Кто? – коротко поинтересовалась, стараясь задавить непонятное, тревожное чувство.
Дом стоит на отшибе, в конце улицы, фонари здесь не светят, да и сейчас магэнергия идет с сильным перебоем…
– Рин, открой! – Этот тихий, затравленный голос она узнала сразу, облегченно вздохнув. Олейна Шартан, ее единственная близкая подруга.
Лязгнули три засова, осторожно отодвинулась цепочка. Уже открыв дверь, Дейирин раздраженно заметила, что подруга не одна, а в компании двух здоровенных бугаев. Впрочем, затравленной или испуганной она не выглядела, явно чувствуя себя в их обществе вполне комфортно.
Девушка молча посторонилась, впуская компанию в дом. «Слишком спокойные. Особенно для тех, кто знает, чем грозит быть застигнутым на улице в такую позднюю джиду. А еще злые. Слишком наглые, самоуверенные, явно слушающие только себя. Определенно, дорогая, во что-то ты вляпалась», – ехидно заметила интуиция. К тому же где-то она их видела, определенно видела, и не при самых благоприятных обстоятельствах.
– Что вас сюда привело так поздно? Лей, тебе не кажется, что время не слишком подходящее? Что на тебя нашло? – Дейирин все еще старалась говорить спокойно, не обращая внимания на хозяйские взгляды придурков с одной извилиной в голове и обращаясь только к Олейне.
– А что, байстрючье отродье, мы для тебя уже недостаточно хороши, чтобы заговорить? – Голос одного из них был неожиданно низкий, негромкий, но полный такой ненависти, что в первое мгновение Дейирин просто растерялась.
– Оскорблять хозяина дома – на это нужно много смелости, впрочем, сие слово, я вижу, вам не знакомо, – заговорила она медленно и осторожно, словно боязливо, опуская руку под плащ.
– Что с ней церемониться, Дижи! Хозяин давно уж приказал доставить ее к нему. Проведет пару деньков с нами, сразу гонора поубавится. Хороша… – Дальнейшие эпитеты ради своего душевного здоровья Дейи предпочла пропустить мимо ушей.
Судя по всему, извилина у них в голове действительно одна. На двоих.
Вот только эта реплика подействовала не хуже удара под дых. Разум, на мгновение затуманенный паникой, прояснился, обретая холодную четкость. «Как ты хочешь стать воином, если ведешь себя словно безмозглая курица? Так-то ты достойно отвечаешь за оскорбление памяти отца и матери?»
Склоненная в страхе голова. Румянец на щеках – то ли гнева, то ли смущения. Спасибо, Олейна, за науку. Вот ее любимое выражение лица: ухватиться свободной рукой за кончик косы, сверкнуть полными слез и страха глазами… Легко изобразить, когда просто давишь эти чувства в себе, даже придумывать не надо. Любая ошибка будет так дорого стоить!