Ответ произвел впечатление на Августа Рейнгольдовича, но оставил чувство неудовлетворенности.
– А что насчет православных?
Честно говоря, мнение святых отцов насчет кабана Ардову было неизвестно, поэтому он выдвинул гипотезу, наделив животное одним из наиболее порицаемых грехов:
– Православные видят в кабане символ чревоугодия – низменное, грубое существо.
– Да-с… – неопределенно выдохнул обер-полицмейстер. – Ну, не удивительно…
Он походил в задумчивости по кабинету.
– А у католиков?
– Брутальность и похоть, – уверенно ответил Илья Алексеевич, также не имея на то достаточных оснований.
Ответы сыскного агента никак не развеяли замешательства, в котором пребывал хозяин высокого кабинета. Обстановка вообще выглядела странной. Мелкий полицейский чиновник одной из самых неблагополучных частей города не мог оказаться в кабинете обер-полицмейстера ни при каких обстоятельствах – слишком велико было расстояние между статскими чинами этих фигур. Между тем всесильный начальник столичной полиции почему-то счел нужным вызвать к себе именно этого сыщика, причем велел сделать это неприметно.
Дело в том, что Август Рейнгольдович уже имел возможность составить личное мнение об Ардове – чуть более месяца назад молодой человек напросился на аудиенцию, которую и получил благодаря ходатайству княгини Баратовой. Тогда он пытался убедить господина обер-полицмейстера в опасности, которую таит внедрение психологической лаборатории для нужд армии – риск манипулирования кадровыми назначениями на высшие командные посты выглядел слишком высоким, если допустить, что к методикам оценки личностных качеств будущих командиров могли получить доступ агенты иностранных разведок. Идея такой лаборатории была уже высочайше одобрена и даже учреждена приказом военного министра. Несмотря на снисходительный тон, с которым Август Рейнгольдович встретил эти беспокойства, тогда он отметил про себя и острый ум, и моральные качества, и искренний патриотический настрой молодого человека – комбинацию свойств, почти не встречающуюся нынче в среде государственных служащих. Некоторые любопытные подробности об Ардове сообщила княгиня Баратова – они подтверждали незаурядность его натуры. И, наконец, немалое значение имели слухи, которые с некоторых пор стали циркулировать в среде полицейских, – о якобы феноменальных способностях некоего молодого сыщика из третьего участка Спасской части. Райзнер затребовал к себе материалы раскрытых новичком дел и имел возможность лично убедиться в своих предположениях – Ардов представал в высшей степени удивительной личностью.
– У меня к вам просьба, Илья Алексеевич, – деликатно начал обер-полицмейстер. – Даже не знаю, с чего начать… – Он слегка потер ладошки, словно подставил их под невидимую струю воды. – Сегодня утром один уважаемый господин, вполне респектабельный и достойный… обнаружил у себя в кабинете голову… э-э-э-э-э… хряка. Да, кабана. Огромную, знаете ли, голову кабана – на месте, где у него обычно висело чучело головы оленя… Согласитесь, странное… э-э-э-э-э… явление? Вы не находите?
– Вне всякого сомнения.
– Вот и мне показалось, что в этом есть какой-то знак… Не думаю, что злоумышленник хотел напомнить этому господину о колесе сансары… Мне кажется, в этом есть какое-то предупреждение… Может быть, угроза… Словом, мне бы хотелось, чтобы вы как можно деликатнее поинтересовались этим делом. Так сказать, не в службу, а в дружбу… Возможно ли это?
– Конечно, ваше высокопревосходительство, – легко согласился Ардов. – Я сообщу господину приставу, он заведет дело в участке…
– Нет-нет… приставу не надо, – поторопился Август Рейнгольдович, отметив про себя, что юноша не так прост, как мог показаться на первый взгляд. – Это дело щекотливое. Лишние уши тут ни к чему.
Ардов смотрел на Райзнера невинными глазами.
– Вероятно, господин какой-то особенный? – осведомился он.
На мгновение обер-полицмейстер засомневался, не ошибся ли он, обратившись к этому молодому человеку. Но, приняв окончательное решение, выложил все карты.
– Это Касьян Демьяныч Костоглот. Слыхали?
Фамилия эта была Ардову известна. Коммерции советник[8] Костоглот занимал пост главы правления общества «Златоустовская железная дорога». Илья Алексеевич бывал у него в конторе на набережной Екатерининского канала, когда расследовал дело о пропаже шляпных булавок в салоне мадам Дефонтель. Тогда он не менее часа проторчал в приемной среди моделей паровозов, прежде чем железнодорожный магнат соблаговолил его принять. К делу о булавках Касьян Демьянович никакого касательства не имел, но воспоминания по себе оставил малоприятные: манеры у него были грубые, а голос горячий – с каждым словом его коричневые губы выплевывали горящие искры, угрожавшие прожечь лацканы ардановского сюртука.