Делать в квартире было нечего, и мы вышли на улицу. Сели на скамейку у входа — может, по вечерам тут во дворе и людно, но сейчас утро, а потому никого. В проёме меж домов видно и мою старую хрущёвку. Всё рядом… В жухлой траве крался кот — видимо, охотясь на голубей, выискивающих крошки на дорожке у соседнего дома. Небо хмурится всё сильнее.
— Маш, а ты там, у себя, где жила? — спросил я.
— На Нахимова.
— Это где вообще?
— Расстанка. Ну, за Болотом.
А, ну тогда понятно, как Маша оказалась… именно там, где оказалась. Не «за», а рядом с Болотом практически. Неудивительно, что названия большинства тамошних улиц тут мало кто знает, кроме разве что довоенных старожилов — не примелькались они.
— С мамой?
— Да. Отец в правобережье живёт. На Авиаторов.
— Так ты по документам-то кто — Кудрявцева или Латошина?
— Кудрявцева, — вздохнула Маша. — Но раз уж тут жизнь с нуля — решила, что буду Латошиной. По маме.
Так и есть. Новая жизнь — с нуля… и без возможности возврата. Скорее всего. И ведь голова болит всё реже — значит, меньше открывается пробоев, даже при моей способности активировать их. Есть ли у Маши шанс вернуться? Вряд ли. М-да…
— А мама где работает?
— В школе, учитель младших классов.
Эх, Светка, Светка… Я выполнил твоё пророчество — но что толку? Ты там, Маша здесь. Она жива и здорова, но ты-то об этом не знаешь!
Я поглядел на Машу — та смотрела в одну точку совершенно отсутствующим взглядом.
— Знаешь, Серый Волк, я ведь волосы выкрасила в зелёный на спор, чтобы реакцию мамы посмотреть, — сказала вдруг она. — И на работу к ней заявилась. У неё там второклашки, за ними глаз да глаз нужен, а тут я такая красивая…
— С кем спорили-то? — осторожно спросил я.
— С одногруппниками. Двое после лета с такими волосами явились — одна девчонка вообще с голубыми и Лёшик с зелёными. Кто-то сказал — родители бы прибили. Я сдуру сказала, что моя мама даже внимания не обратит, ей не до этого.
— Почему?
Маша виновато замолчала. После долгой паузы сказала:
— Работает она как проклятая. Это только кажется, что в школах всё хорошо, отпуск всё лето, материалы наработаны — знай гони по накатанной… Но там такой дурдом… И начальство постоянно давит, и писанины куча, она столько времени какие-то отчёты строчит. И меня тянет — хорошо хоть, я на бюджет поступила.
Вот так и бывает. Поколение отцов, поколение детей… Маша, кажется, начала всё понимать — но, похоже, только сейчас, когда сюда попала. Такие происшествия — как удар по голове, многое расставляют по местам. Жаль только, что зачастую расставляют уже тогда, когда ничего не изменить.
— Мы с Лёшиком специально приехали посреди недели и к маме в школу явились. Меня знают, на вахте пропустили, — тихо рассказывала Маша. — Маму позвали. Она увидела меня, отвернулась и ушла. Ничего не сказала. Но так посмотрела…
Лёшик? Кажется, именно это имя она называла тогда, после Болота. И по смыслу сходится — посреди недели. Так выходит…
Вашу мать, выходит, что Маша сюда попала сразу после этого случая!
А ведь это задница. Реально задница. Мало того, что Маша попала сюда — так она ещё и попала на волне ссоры с мамой. И что теперь делать Светке? Ну ладно, что Маши нет — уехала в институт в Питер. А почему не отвечает по мобильнику? Ещё немного — и Светка забеспокоится, потом вызвонит друзей Маши, позвонит в деканат — выяснится, что Маши с тех пор в институте не было.
Исчезнуть на плохой ноте — нет ничего хуже. Не зря же говорят — даже уходя из дома за хлебом, тепло попрощайся с домашними, несмотря на то, что вернёшься через пятнадцать минут. Понятно теперь, отчего у девчонки перепады настроения, от бравады до цинизма… Такое забывается не скоро. Если вообще забывается.
Стал накрапывать дождик, и я встал:
— Пойдём-ка в дом, Маша. Чего мокнуть. Потом сходим куда-нибудь.
Маша послушно встала, я щёлкнул замком, пропустил её в коридор. По-хорошему, Маше сейчас стоит выговориться, а под рукой только я — не идти же к психологу в ту же Управу… да она и не пойдёт, зная её характер. Придётся расхлёбывать самому — и уж я приложу к этому усилия. Лучше бы, конечно, не здесь, но под дождём мокнуть смысла нет — несильный, можно переждать.
Я открыл холодильник — пусто, конечно же. Еду нужно будет притащить. В принципе, переехать мне несложно — вещей не так много. Когда один живёшь, вещами не обрастаешь практически. Вот семья — там да, там два переезда, что называется, эквивалентны одному пожару…