Барерис задумался, что из себя мог представлять рептилий шаман. Возможно, он был продуктом скрещивания этого вида людей-ящеров с другим или вообще с иным существом.
– Будьте готовы, – сказал Сторик.
– Быть готовым, к чему? – спросил Орексис.
– Чтобы бежать при любом удобном случае, который представится нам, – ответил дворф.
Он был прав, они должны быть подготовлены, но несмотря на это, Барерис знал, что вся ответственность за спасение команды лежит на его плечах. Тиканье пульса отдавалось в его шее, он глубоко вздохнул, и затем шаман начал петь.
Как и прежде, Барерису едва ли могло помочь признание того, что мелодия обладала жутким очарованием и скрытой замысловатостью. В других обстоятельствах он, возможно, отдался бы песне без остатка. Но он должен был разрушить, но не насладиться ей, и поэтому начал ломать ее своим собственным голосом. Его пальцы двигались, пытаясь перебирать невидимые струны лютни, которую рептильи мародеры отняли у него.
И снова это не сработало. Независимо от того, как неистово и усердно он пел, его усилия не смогли поколебать безупречную артикуляцию существа или исказить разрастающуюся магию, это было бесполезно. Между тем, его медленно затягивало в летаргический сон, как в зыбучий песок. Его конечности отяжелели, язык стал заплетаться, и настал момент, когда у него уже не получалось спеть ни одной ноты.
Фаэлрик поплелся через реку и вышел на противоположном берегу. Он безропотно лег на вершину пня, и люди-ящеры схватили его за каждую из вытянутых конечностей.
Шаман прекратил петь. Видимо он хотел, чтобы очарование не мешало унылому Фаэлрику чувствовать все мучения, уготованные ему, и ощущать ужас его компаньонам, при виде их. Фаэлрик извивался всем телом, но никак не мог освободиться от захвативших его рептилий.
Хотя люди-ящеры и носили оружие, шаман начал жертвоприношение, пользуясь зубами и когтями. Фаэлрик вопил и кричал, казалось, в течение очень долгого времени. Когда он, наконец, затих, и рептилий бог, по-видимому, взял все, что для него предназначалось, люди-ящеры доели то, что осталось.
* * * * *
Остров был слишком небольшим для того, чтобы уединиться, но Барерис отделился от компаньонов так, как мог. Он подумал, что они предпочтут не видеть его совсем.
Но Юрид подошел и сел рядом.
– Как дела? – спросил монах.
– Пока живой, – ответил Барерис, – что не скажешь о Тэрсосе и Фаэлрике. Я должен был умереть раньше них. Вы должны были позволить им оставить меня голодать.
– Это не грех, когда стараешься изо всех сил и терпишь неудачу.
– Но ведь это – грех, когда ты утверждаешь, что можешь сделать что-то, потом получаешь доказательства, что ты не прав, и люди, которые рассчитывали на тебя умирают в последствии?
– Я все еще надеюсь, что ты преуспеешь в следующий раз.
– Я не знаю как. Колдовство существа слишком велико. Я разбиваю и разрываю его каждый раз часть за частью, со всей той силой, которую могу собрать, но никогда не могу разбить его полностью.
– Я не могу советовать барду, как лучше ему использовать свои дары. Эту проблему сможешь решить только ты сам. Но я действительно полагаю, что ты сможешь найти способ победить, потому что ты смог поднять голову Сторика над водой.
– И что?
– Я ведь тоже видел, как он погибал, но не мог пошевелить даже пальцем, чтобы помочь ему. И никто из нас не мог. Получается, что чары людей-ящеров менее властны над тобой.
– Это не означает, что я смогу разбить их. И даже если бы я смог. Вы не подумали о другом. Я не смогу освободить нас по примеру ящера, убаюкав змей в воде, и поэтому мы будем пойманы в ловушку на этом острове так же, как и прежде.
– Все же это будет лучше, чем сидеть и испытывать нашу силу воли дальше. Это будет наш первый шаг к свободе.
Барерис покачал головой.
– Я не понимаю откуда у вас такая вера в меня.
– Я надеюсь на лучшее, потому что отчаяние бесполезно. Нет ничего хуже, чувствуя себя ни для чего не годным, выплескивать весь свой гнев на других и ты должен сопротивляться этому. Не бойся забыть свою вину и думать лишь о том, кого ты любишь больше всего на свете, о самой важной причине для того, чтобы выжить посреди этого безумия и продолжить свою жизнь.
Барерис почувствовал, как что-то защемило у него в груди.
– Это – Таммит. Моя возлюбленная в Безантуре. Она так же бедна, как и я, и поэтому я поклялся, что вернусь домой богатым и обеспечу ей столь же великолепную жизнь, какую она заслуживает.
– Тогда у тебя есть множество причин, чтобы сдержать свое обещание.
– Проклятие, вы думаете, что я не пытался найти ответ? Я сломал свои мозги... но все же я буду продолжать пробовать.