— Я просто надеялся, что шутка... — начал он, но понял, что продолжать бесполезно.
Юрид оглядел их небольшой островок — простой холм из грязи и травы, торчащий посреди канала.
— Здесь нет бревна, которое могло бы послужить нам в качестве лодки, и хотя я считаюсь хорошим прыгуном, на берег мне не перепрыгнуть.
Он повернулся к Барерису.
— Но, может быть, ты знаешь песню, которая сделает меня сильнее?
— К сожалению, нет, — сказал Барерис.
— Тогда, может быть, ты можешь вырастить нам крылья или погрузить в волшебный сон всех змей в воде.
— Нет, — сказал Барерис. — Простите.
— Слышите? — сказал Горстаг. — Он бесполезен, мы все умрём, потому что он солгал нам о своих способностях, но это ничего. Потому что он попросил прощения.
— Мне тоже это не по душе, — сказал Сторик, — но у нас есть занятие поважнее ссор. Пока мы не нашли способа сбежать, нужно придумать, как пить воду из канала, не подставляясь под укусы змей. Кроме того, надо обшарить островок в поисках всего — и я имею в виду всего — что мы сможем есть.
— Я так понимаю, под словом «мы» ты подразумеваешь настоящих членов нашего отряда, — заметил Горстаг.
Дварф помедлил. Нахмурился, как будто ему не слишком нравилось это предположение. Но потом сказал:
— Да. Учитывая, что прокормить всех всё равно не получится.
— Нет, — возразил Юрид. — Я понимаю, что ты главный, Сторик, и обычно я бы подчинился твоему приказу. Но мы не можем позволить одному из нас голодать. Это противоречит каждой заповеди Ильматера.
— А по-моему это честно, — заявил Горстаг.
Юрид не отрывал взгляда от Сторика.
— Барерис не дал тебе утонуть. Кроме того, он остаётся нашей единственной надеждой нейтрализовать магию ящеролюда, а для этого ему потребуются силы.
— Чепуха, — сказал Горстаг. — Он уже доказал, что не в силах справиться с этой задачей.
— Тебе никогда не приходилось терпеть неудачу с первой попытки и добиваться своего со второй? — спросил монах.
— Ладно, — сказал Сторик. — Пока что тэянец будет получать равную порцию со всеми остальными. Теперь давайте займёмся делом и посмотрим, что мы сможем найти.
Разбойники-ящеролюды возникли из-за деревьев вскоре после рассвета, облачённые в плохо сидевшие куски доспехов и сжимавшие позаимствованное ими у пленников оружие. Даже людям было очевидно, что шаман излучает ауру власти, а обычные ящеры перед ним раболепствуют.
Барерису стало интересно, кто такой этот певец. Может быть, результат спаривания ящеролюдов с какими-то другими созданиями.
— Будьте готовы, — приказал Сторик.
— К чему? — спросил Орикс.
— Использовать любой шанс, который нам предоставится, — ответил дварф.
Он был прав, им следовало быть наготове, но Барерис знал, что ответственность за спасение отряда лежит на нём. На шее бешено стучал пульс. Он сделал успокаивающий вздох, а потом шаман начал петь.
Как и прежде, Барерис не мог не замечать зловещей красоты и тонких нюансов мелодии. В любых других обстоятельствах он мог бы потерять себя в этой песне на долгое время. Но юноша должен был разрушить её, а не смаковать, и он ударил по ней своим собственным голосом. Его пальцы дёрнулись, скучая по струнам лютни, которую забрали у него мародёры.
Всё было так же, как и в прошлый раз. Неважно, как яростно он боролся — его усилия не могли нарушить безупречную артикуляцию заклинания шамана или исказить разрастающуюся магию, сделав её бесполезной. А тем временем летаргия засасывала его, как зыбучие пески. Конечности потяжелели, язык начал неметь, и чтобы пропеть новую ноту, требовалось слишком много усилий.
Фаэлрик вошёл в воду и побрёл на ту сторону. Он улёгся на пень сверху, и ящеролюды схватились за его вытянутые конечности.
Шаман прекратил петь. Может быть, он не хотел, чтобы чары приглушили агонию Фаэлрика или ужас его товарищей. Фаэлрик забился, но не сумел вырваться из хватки чудовищ.
Хотя у ящеролюдов было оружие, шаман принёс жертву своему божеству зубами и когтями. Казалось, Фаэлрик кричит очень долго. Когда он прекратил, и бог, предположительно, забрал всё, что ему требовалось, разбойники-ящеролюды сожрали то, что осталось.
Их островок был слишком мал, чтобы можно было остаться в одиночестве, но Барерис отделился от остальных, насколько было возможно. Бард решил, что они предпочтут такое положение вещей.
Но Юрид подошёл и уселся рядом.
— Как ты? — спросил монах.
— Живой, — сказал Барерис, — это больше, чем можно сказать о Терсосе и Фаэлрике. Это больше, чем я заслуживаю. Тебе следовало согласиться позволить мне голодать.