«Мы становимся законными», — сказала Лизе. «Приказ партии».
Годдард хмыкнул и отвернулся. Кофейня была полна: военные, чиновники из десятков правительственных учреждений, кучка бизнесменов. Туристов не было; катаклизм Старака был еще слишком свеж.
Дженнифер увидела, что Лессинг и Лиза наблюдают за ней. Она подмигнула им и провела ногтями по голой руке Годдарда, покрытой щетиной. Если подтолкнуть мужчину дальше, это приведет к ссоре. Годдард собственнически ухмыльнулся: мистер Мучо Мачо собирается утащить свою добычу в свою пещеру. Гансу Борхардту это бы не понравилось, но он был в Конференц-центре и организовывал утренние мероприятия.
Дженнифер убрала руку: миссия выполнена. Она сказала: «У нас уже были люди, которые спрашивали, что мы подразумеваем под «превосходством западного этноса». Но вы удивитесь: после всего, что только что пережил мир, некоторые кроткие, либеральные ягнята чувствуют себя очень комфортно в нашем лагере.
Ренч терпеть не мог, когда любой спор прекращался без последнего слова. Он потер раненое плечо, которое теперь почти зажило, и направил вилку через стол на Годдарда. «Вы линентреуэ Старая Гвардия! Вы маршируете, поете «Песнь Хорста Весселя», носите сексуальную униформу и привлекаете столько дрянной рекламы, что с таким же успехом можете работать на оппозицию! Вы никого не убедите! Ваши единственные участники — это те ребята, с которыми вы начинали… плюс, — пел он, — четыре агента ФБР, трое оперативников ЦРУ, два кикиберда… и израильтянин на грушевом дереве!» Он помахал вилкой в такт старой рождественской песне.
«Мы привлекаем участников! А кого волнует остальное?» Годдард зарычал. «Первый фюрер презирал только «молчаливых рабочих»… парней, которые держались в стороне, которые не хотели присоединяться, которые боялись выйти вперед и забрать свои куски вместе с остальными. Это те, кто появляется позже и хвастается тем, как много они сделали для партии во «время борьбы».
«Времена меняются, и либо мы меняемся, либо погибаем. Первый фюрер это бы признал».
«Мне больше нравится linientreue. Сражайся со мной, бей меня, топчи меня, но, по крайней мере, ты никогда не забудешь мое лицо. Любой другой путь — это копирование евреев… измененные имена, теплые рукопожатия, улыбки в загородном клубе».
— Да, и посмотри, где они.
Лизе наклонилась и прошептала Лессингу: «Linientreue означает «верный линии»… придерживаясь точной буквы идей Первого фюрера».
«Как старый мусульманин, я знал человека, который ненавидел вкус жира, но все равно всегда его ел, потому что предполагалось, что Пророку Мухаммеду он нравился. Слепое повиновение. Обращайте внимание на каждую деталь».
«Годдард следит за всем. Большой, маленький, важный, второстепенный. Но верный и храбрый.
«Ага.»
Он не хотел думать о политике. Лиза была очень близка, ее аромат манил. Он почувствовал покалывание от прикосновения к своей руке и бедру. Для утреннего заседания Конгресса она выбрала юбку и блузку из тонкого небесно-голубого шифона, что даже более драматично, чем брючный костюм Дженнифер Коу из черного шаньдунского шелка и бирюзовый шейный платок. В тесной кабинке Лессинг почувствовал, как ткань скользит между телом Лице и его собственным.
Ему пришлось противостоять искушению. Лиза боялась контакта, которого она сама не инициировала. Она могла видеть в нем угрозу, нарушителя, еще одного обидчика, как ее отец, как сутенеров и бандитов-насильников в Нью-Йорке, как невыразимых существ, которые издевались над ней в том каирском борделе.
Лиза что-то сказала, но голос Дженнифер был громче. «Послушай, Билл, мы следуем стратегии, которую наши предки разработали почти столетие назад: разбогатеть, организоваться, купить известность, построить добрую волю и, в конечном итоге, подтолкнуть общество в том направлении, в котором мы хотим, чтобы оно шло. Почему бы тебе не плыть по течению? Прямо сейчас мы набираем новых участников по очереди».
Годдард саркастически поджал губы. «Члены, возможно, но не верующие. Все проповедуют мир, любовь, восстановление, процветание и здравомыслие: хорошие, сладкие, сладкие вещи. Партия находится на одной волне с правительством, церквями, Организацией Объединенных Наций…!»
«Что плохого в мире и любви?» Разумность Дженнифер начала ослабевать. «Что бы вы сделали? Опять нарушить антидиффамационную поправку? Кричать о расовых реформах? Арестовать ни за что?»