Это Ричмонд, сионистский кикиберд, чуть не расстегнул молнию на нем в Париже!
Что здесь делал Ричмонд? Помимо соображений безопасности, Лессинг был должен старому ублюдку кое-что в память о тощей девчонке из Бангера, которая чуть не стала поневоле звездой шоу «Счастливый час мучителей»!
Он нащупал микрофон громкой связи, нашел его, перевернул, поправил и каким-то образом включил. «Эбнер», он позвал: «Эбнер Хэнд!» Десять, девять, пожалуйста. Десять, девять, пожалуйста. Это был сигнал обратиться в службу безопасности.
На экране Эбнер взглянул вверх, затем обернулся в поисках ближайшего телефона. Ричмонд можно было увидеть сразу за левым плечом юноши. Агент ухмыльнулся — сознательно, Лессинг поклялся бы — в камеру. Он оглядел Хэнда с ног до головы, словно восхищаясь его формой. Затем он повернулся и пошел прочь.
Прошло три долгих минуты, прежде чем взволнованный голос Эбнера затрещал по телефону службы безопасности. Лессингу потребовалась еще минута, чтобы описать Ричмонд, а затем еще больше времени, чтобы собрать отряд для его поиска.
К этому времени кикиберд уже исчез. До конца Конгресса его больше никто не видел.
Змея и мангуст остановились, когда достигли вершины мира, которая находится где-то к северу от Высокого Кашмира и где-то к югу от Катая. Змея свернулась кольцами на камне и посмотрела на север, туда, где гора Кайлас сияла вдалеке, словно храм из серебра и слоновой кости. — Давай отдохнем здесь немного, сказала змея.
— Нам еще предстоит пройти половину пути, — проворчал мангуст, закутываясь в свои буро-коричневые меха.
«Не бойтесь, мы достигнем своей цели», — ответил его спутник. «Мы преодолели половину расстояния, пересекли пустыни и джунгли, сражались с демонами, убили тигров и проскользнули незамеченными через города людей. Я не потерплю неудачу».
И снова мангуст насмешливо фыркнул. Гора Кайлас находилась слишком далеко, слишком далеко, слишком высоко, слишком в стороне от этого мира. У змеи не было ни рук, ни ног. Как он поднимется на гору Господа Шивы?
Змея улыбнулась про себя, встала и поползла дальше.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
«Вот оно!» — воскликнул Ренч с полным ртом хот-дога.
Он указал кулаком, набитым салфеткой, и попытался сглотнуть.
Лессинг посмотрел. Большой черный партийный D-170, потомок военных грузовых самолетов C-130 прошлого столетия, был виден рулившим по запотевшей от дождя взлетно-посадочной полосе. Он что-то буркнул в ответ, но понятия не имел, что сказал.
Джамила была на борту этого самолета.
Холмс и Мэллон шаркали ногами позади него, а Лессинг повернулся, чтобы уйти. Им понадобится добрых пять минут, чтобы спуститься со смотровой площадки в зону таможни и багажа. Международный аэропорт Лос-Анджелеса вырос за пределы всех разумных пределов; словно волны о берег, оно продолжало разрушать обшарпанные, оштукатуренные пригороды вокруг него.
Они проносились мимо людей, стоящих на спускающихся эскалаторах, топтались по гладким модернистским коридорам и проталкивались сквозь толпы, которые начинали походить не на контуженных беженцев посреди оккупационной армии, а на обычных людей, людей, идущих о своем бизнесе в рациональном мире. Случилось худшее; но даже в худшем можно было выжить. Человеческая раса не вернулась к пещерам и копьям. У цивилизации было больше дерьма, чем предполагали предсказатели гибели.
Лос-Анджелес внешне остался нетронутым. Кубинец, который должен был сбросить водорастворимую канистру с белым кристаллическим Стараком в акведуки, понял, что самоубийство — дело лохов, и вместо этого сдался. От этого единственного момента решения зависели жизни миллионов людей, и на этот раз Смерть проиграла. Во всяком случае, временно.
Военные, в основном чернокожие, заполонили багажный терминал. Некоторые возвращались домой из-за границы; другие направлялись в Центральную Америку или другие пункты назначения. Тщательно необъявленная политика президента Аутрама заключалась в разделении вооруженных сил по расовому признаку: переместить чернокожих в одни регионы мира, латинян в другие, а белых либо вернуть домой, либо сосредоточить их в еще разных местах. Это была непростая задача, даже несмотря на отсутствие Пентагона, Конгресса и средств массовой информации. Логистика была ужасающей, и столетний социальный импульс в противоположном направлении пришлось остановить и повернуть вспять.