Они проснулись ночью от грохота снаружи; Однако это было рукотворное, а не небесное явление. Лессинг включил телевизор и всю ночь слушал взволнованную болтовню диктора о беспорядках в районах чикано, о черных «ванго» возле Уолтса, о действиях и реакциях полиции и Национальной гвардии, об оружии, зажигательных бомбах и ненависти.
Всегда ненависть: состояние человека.
Что спасло человечество, так это параллельные качества надежды и любви. Было бы неплохо добавить «и прощение», но, похоже, этого было не так много.
Он не спал, моргая совиными глазами на экран, еще долго после того, как Джамила превратилась в спящую смесь черных шелковых локонов с ароматом сандалового дерева среди возмутительных розовых подушек.
Паков и Старак не уничтожили западную цивилизацию, ни с грохотом, ни даже с хныканьем. Однако они могли разбалансировать центральный маховик. Теперь центробежная сила постепенно разбрасывала внешние, более свободные куски, и, наконец, все это разлетелось на фрагменты, как вертушка фейерверка четвертого июля. Что тогда останется от хваленого предприятия человечества?
Ничего, кроме угасающих искр, разбросанных тут и там по всеохватывающей, устрашающей, всепоглощающей бархатной тьме.
Ему нужно было вытащить себя и Джамилу отсюда, из этого разлагающегося, полного ненависти и ненавистного города, из Соединенных Штатов и Европы, а также из Азии, если уж на то пошло! Он должен был уйти в отставку еще в апреле в Новом Орлеане.
Как только они поженятся, он и Джамила уедут. Но куда они пойдут? К Копли в России, как саркастически предложила Джамила? Ей нужна была жизнь, а не суровое существование в лагере! Мог ли он сменить профессию? У него не было никаких навыков — и не было возможности получить их в этом постпаковском мире.
Он и Джамила, конечно, могли бы расстаться: он присоединился бы к Копли (работа, которую он знал лучше всего), а она пока жила бы со своей семьей на Тенерифе. Нет, это было глупо! Больше никаких разлук!
Партия Человечества предлагала Лессингу единственное убежище, хотя оно и было в некотором смысле неприятным. Они не могли жить в Индии или Пакистане, Европа была ужасом, и Соединенные Штаты тоже становились невозможными. Малдер сказал, что дверь в Понапе всегда будет открыта. Работа менеджером курорта (и по совместительству сержантом-инструктором) на далеком дружелюбном острове теперь казалась ему лучше, чем любая из альтернатив.
Он принял решение.
Завтра он позвонит Малдеру в Вирджинию и попросит о переводе.
Про себя он пробормотал единственное понапеское слово, которое выучил: kaselehlia. Это означало и «здравствуйте», и «добро пожаловать»; в нем действительно была мягкая, теплая и дружелюбная нотка.
Но ты полностью уничтожишь их; а именно, хетты, амореи, хананеи, и Ферезеи, и Евеи, и Иевусеи, как повелел тебе Господь, Бог твой.
И поразил Иисус всю страну гор, и южную, и долину, и источники, и всех царей их; он не оставил никого в живых, но полностью уничтожил все живое, как повелел Господь Бог Израилев.
И когда Господь, Бог твой, предаст их пред тобою, ты поразишь их и полностью истребишь их; не заключай с ними завета и не проявляй к ним милости.
Ибо ты народ святой у Господа Бога твоего; Господь, Бог твой, избрал тебя, чтобы ты был особенным народом среди всех народов, которые есть на земле.
И ты истребишь весь народ, который Господь, Бог твой, избавит тебя; глаз твой не пожалеет их.
Евреи — самый замечательный народ в истории человечества, потому что всякий раз, когда перед ними стоял вопрос «быть или не быть», они всегда со сверхъестественной проницательностью решали быть любой ценой: даже если эта цена была радикальная фальсификация человеческой природы, естественности, реальности и всего внутреннего мира, как и мира внешнего.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Библиотека Клуба Лингани стояла на возвышении. Здесь было на градус-два прохладнее, чем в доме Лессинга на берегу залива Мадолениум. Здание было новое, длинный однокомнатный каркасный домик с приделанным к фасаду «офисом», и все еще пахло опилками, краской и лаком.