Позже, когда они прижались друг к другу в кабине, чтобы согреться, он проснулся от далекого грохота пулеметной очереди. Рива мгновенно встала. В их бронетранспортере было разнообразное оружие, и она сунула ему в руки автомат. Казалось, она обрадовалась, когда Память показала ему, как ею пользоваться. Затем они выскользнули и бок о бок наблюдали за происходящим в подлеске рядом с их машиной.
Шаги вернули его из безвременной, лишенной сновидений дремоты. Черные фигуры бежали по дороге к ним со стороны города. Когда Рива взвела курок, пистолет издал мягкий поскрипывающий звук. Он положил руку ей на плечо.
Мимо них, шатаясь, прошел мужчина в израильской военной форме, лицо его было искажено усталостью и ужасом. Затем появились еще двое, женщина и девушка, бесформенные под темными шалями. Замыкал невысокий, коренастый, подбородок мужчина. Он тяжело дышал и был явно близок к упадку сил. Что пугало этих людей?
Лучи прожекторов пробирались к ним по дороге, словно сверкающие бриллиантами длинноногие насекомые, и он уловил пронзительный рев двигателя. Внезапно вспыхнули фары среди красного света пожаров на нефтяных цистернах. Голос, до неразборчивости усиленный мегафоном, что-то пробормотал. Толстяк остановился, его рот скривился в овал отчаяния. Женщина пошатнулась, повернулась и вернулась к нему. Ребенок хотел бы присоединиться к ней, но она грубо оттолкнула девочку к темным кустам на обочине.
Машина подъехала к холму, и он увидел, что это открытая разведывательная машина в стиле джипа. В нем содержалось шесть членов Клана: мужчины в белых капюшонах и мантиях, как в фильме Нейта Риза «Один сердитый полдень». Беверли Раунтри ненавидела этого: слишком жестокого, по ее словам, и она никогда не увлекалась черными героями. Он сказал ей заткнуться, чтобы он мог сосредоточиться.
Член Клана рядом с водителем встал и что-то прокричал в мегафон. Толстяк встал на колени посреди дороги, словно молился, а женщина стояла прямо за ним. Хорошая сцена! Отличное освещение!
Одна призрачная фигура осталась в машине, чтобы укомплектовать установленный пулемет, а остальные спустились. Они носили одинаковые, полностью закрывающие белые костюмы, включавшие перчатки, ботинки и громоздкие задние майки, а их лица были скрыты серебристыми, зеркально яркими масками.
Что это были за костюмы Клана? Ему не нравилось, когда в фильмах облажались с подлинностью! На их машине тоже были нарисованы граффити из баллончика: большая колеблющаяся белая буква «ООН» поверх продолговатой наклейки-флага, состоящей из красного фона и белого полумесяца.
— Турки, — прошептала Рива. «Санитарная бригада».
У одного из клановцев был другой знак отличия: синий флаг с желтым крестом на шлеме. Казалось, он спорил со своими товарищами, но они его проигнорировали.
Тот, кто шел впереди, подошел прямо к коленопреклоненным мужчине и женщине, поднял стежковый пистолет, который держал в руках, и дал очередь в упор. Иглы взрывались с грохотом, словно вереница петард, и обе мишени дрожали, танцевали и извергались кровавым дождем. Потом они упали. В наступившей затем звенящей тишине они услышали, как где-то среди камней, на обочине дороги, беззвучно плачет ребенок. Первого человека в военной форме не было видно.
Двое членов Клана наклонились, чтобы осмотреть свою работу. Трое подошли, чтобы вглядеться в темноту вслед за ребенком. Один указал на БТР Ривы, наполовину скрытый в зарослях у дороги. Пулеметчик развернул оружие в укрытие, но когда БТР оказался пуст, он снова стал рассматривать шоссе на юг, в сторону от города.
Ему потребовалась секунда, чтобы понять, что Рива открыла огонь; затем в дело вмешался его пистолет, казалось бы, сам по себе. Члены Клана на дороге вскрикнули, пошатнулись и рухнули. Пулеметчику так и не удалось обернуться: он вскинул руки и красиво плюхнулся на каменное полотно дороги. Хороший выстрел! Дайте этому каскадёру бонус!
Все члены Клана лежали неподвижно. Вот как это сделал Нейт Риз! Расстреляйте белых ублюдков! Это было посланием многих его фильмов.
Рива что-то произнесла на иврите, затем на английском, затем, сбивчиво, на арабском. Из темноты ей ответил хныканье.
В конце концов девочка появилась. Трудно было сказать, арабка она, еврейка или кто-то еще. На вид ей было около двенадцати лет, худая, смуглая, с длинными, густыми волосами. Грайм скрывала цвет ее мешковатых штанов и блузки, похожей на тунику с длинными рукавами, а ее шаль представляла собой не более чем черную тряпку. Она ничего не говорила, но продолжала плакать, беззвучно и без слез. Рива поморщилась, но держала ее и неловко похлопывала, пока худшие спазмы не прошли.