Фильм закончился. Беверли должна была быть дома к полуночи, иначе у ее старика случился бы припадок. Он помог женщине собрать оружие, затащить членов Клана в заросли — они были хорошими актерами! — и сбить их машину с дороги. Ребенок без протеста забрался в свой БТР и умудрился пару часов драгоценного сна. К рассвету они снова отправились в путь.
Иерусалим и Дамаск находятся недалеко друг от друга, если измерять их в километрах, а не в культурах и истории. Он вспомнил еще один случай, когда он ехал по этой дороге. Тогда с ним были мужчины: мрачные, крепкие солдаты в касках и униформе израильского образца. Он не хотел об этом думать и был благодарен, когда водопад вернулся и все заглушил.
В ту ночь они разбили лагерь под луной, такой же большой и богато украшенной завитками, как один из тех серебряных подносов, которые арабские ремесленники продавали туристам. Рива отказался войти в город, опасаясь как заражения, так и того, кто или что еще могло там бродить. Он лежал с ней на украденном матрасе на песке рядом с их машиной и слушал хныканье ребенка. Маленькая девочка все еще ничего не говорила. Память дала ему имя Лизе, но он понятия не имел, кто это.
Память подкралась, чтобы сообщить, очень тихо, чтобы не разбудить женщину.
— Черт возьми, — прорычал он. «Не делай этого!»
— Извините, сэр, — ответила Память. — Думаю, вам будет интересно это знать, сэр.
«Я не помню никакой Лизы. Кто она?»
«Неважно.» Память сокрушалась. — Идите спать, сэр.
«Как я могу? Мне не дает уснуть нытье ребенка.
Раздался новый голос: женщина, незнакомка, говорящая на смешном, неестественном английском языке. «Что ты бормочешь? Черт возьми, кусок мертвого мяса!
Он открыл глаз и увидел угловатую тень на залитом лунным светом бронированном борту их бронетранспортера: мальчишка, сутенерствующий для своей сестры — или предлагающий себя на небольшую краткосрочную аренду.
Он сделал отпугивающий жест. Слова по-прежнему сбивали его с толку, но хорошее, глубокое, злобное рычание должно было донести мысль.
«Что?» — испуганно спросил человек. — Что… в чем дело?
Он указывал и изображал фразу «без сосков»: мальчики не в его стиле. Он перевернулся, чтобы снова заснуть.
Кулак ударил его по затылку. Он развернулся и отразил удары рук с кошачьими когтями, резко поднял ногу, чтобы защитить пах, и увернулся, щелкнув белыми зубами.
Нападавшая на него была женщина не его типа, но вполне сносная, если не обращать внимания на отсутствие брустверов. Он фыркнул от досады, но она восприняла это как смех и присоединилась к нему. Затем они дергали друг друга за одежду; потом они переплелись, крепко, как две змеи в водосточной трубе, как говаривал его отец.
Это все равно было бесполезно: он не мог закончить это.
— Пофиг тебя, труп! - она задыхалась. «Отстань от меня! Отпусти меня!»
Память катастрофически отсутствовала. Она потянула его пальцы между своих ног, а затем яростно толкнула и его голову в том же направлении. Эмили Петрик это нравилось, вспоминает он. Он уткнулся носом в мягкую, ароматную плоть ее живота, затем двинулся ниже.
Он поднял глаза и увидел, что маленькая девочка смотрит на них с широко раскрытыми глазами и открытым ртом.
Он не был извращенцем и не извращенцем детей. Он вырвался и схватил одеяло.
«Будь ты проклят!» женщина ахнула. «Черт тебя побери!» Она проследила за его взглядом. «Какая разница? Мир закончился! Все кончено! Но тебя, кусок собачьего мяса, тебя это волнует. О буржуазной морали? Она произнесла команду на иврите и сделала гневный жест. Ребенок проигнорировал ее.
Водопад отрезал ее слова, а также его взгляд на ее разъяренное, искаженное лицо.
Он проснулся от грохота двигателя и грохота гусениц, грызущих колеи по дорожному полотну. Он не помнил, где он был и как сюда попал. Его грудь была забрызгана черным маслом.
Должно быть, он был в полусне, помогая заправиться одному из танкеров майора Бергера! Иззи заявили, что Баальбекская война скоро закончится; тогда, возможно, он сможет лечь. Они взяли Дамаск в буре крови и огня, а сирийцы полностью отступали на север, в сторону Алеппо. Бергер сказал Копли, что они тоже примут это к концу недели. Затем они отправились посмотреть Ирак, Иран и некоторые другие места, которые были шипами на железных сторонах еврейского государства. У Иззи было столетие арабов; теперь они были полны решимости положить конец этой проблеме навсегда: найти «Окончательное решение».
Он был удивлен, обнаружив, что его израильский водитель не носил униформы и вообще ничего другого. Ее наряд состоял из откровенного бюстгальтера, трусиков и ботинок, хотя поверх тюленя рядом с ней был накинут пропитанный потом красный топ и черные кожаные штаны. Она была худая, с острым лицом, смуглая, а волосы у нее были коротко подстрижены, как у мальчика. Боже, женщины Иззи были крутыми!