С таким же успехом он мог бы выглядеть героически.
Он забрался на сиденье и отстегнул потолочный люк. Пальцы ветра с ледяными кончиками вцепились ему в щеки и лоб, когда он высунул голову; он сдернул фуражку и поднял воротник пальто. Стэн остановил машину, и в его ушах зазвенело от внезапной тишины.
Если бы это был фильм, в любую минуту они бы услышали, как либералы героически поют свою боевую песню, маршируя сдаваться. Лессинг поморщился от этой фантазии.
Вот они, выйдя из-за деревьев, тихие, если не считать хруста ботинок по снегу. В бинокль, который передал ему Стэн, он увидел, какие это усталые, голодные, неопрятные люди: безоружные, унылые, одетые в серую гражданскую одежду, части униформы и одеяла. Тот, кто впереди, должно быть, Готшальк: высокий, худощавый мужчина с вьющимися черными волосами и бородой. Рядом с ним стояла смуглая женщина с острым клювом, которая несла завернутого в одеяло младенца и вела за собой пятерых детей постарше. Лессинг насчитал двух мальчиков и трех девочек в возрасте от семи до двенадцати лет. Самая маленькая девочка несла сверток — нет, это был плюшевый мишка, почти такого же размера, как она сама. Остальные в авангарде были взрослыми: солдаты, потенциальные солдаты и солдатики, оказавшиеся в реальности, которой они никогда не ожидали.
Он попробовал мегафон. «Привет! Внимание!»
Это было не очень красноречиво. Краем глаза он увидел, как Магеллан записывает эту сцену.
«Вы, бунтовщики!» — позвал он громче. «Я — полковник Алан Лессинг из Американской бригады свободы армии США».
«Покайся, ублюдок!» Голос из колонны прокричал в ответ. Другие высказали более острые предложения.
«Послушай, если ты предпочтешь еще немного подраться, мы согласимся. Отправьте своих мирных жителей, и приступим к делу».
Готшальк — тощий человек — крикнул своим солдатам, требуя тишины. Лессингу он сказал: — Вы знаете, ради чего мы здесь, э… полковник. Никакой еды, кончились патроны, и очень холодно. Нам нужна медицинская помощь нашим раненым… пятнадцати мужчинам, трем женщинам и обмороженному ребенку».
«Да, конечно. Я вызову скорую помощь. Нет необходимости, чтобы ваши раненые прошли остаток пути. Он передал приказ Стэну.
Женщина Готшалька села на валун, дети образовали вокруг нее защитное кольцо, остальные стояли или сидели на корточках на своих местах. Лидер либералов сам подошел к командирской машине.
«Прекрасный конец для Стэнфордского доктора философии». — сказал Готшальк. Стэн держал наведенный на него пулемет. «Ты еще не закончил».
«Я получу справедливый суд? Жюри? Мои гражданские права? Тогда ты меня повесишь? «Извини. Мы не занимаемся повешением.
«Я… мы все… просто исчезнем? Это оно? Стиль отряда смерти? Или, может быть, душевая кабина, которая на самом деле является газовой камерой?»
«Это дерьмо!» Лессинг устало ответил. «Вы и ваш народ восстаете против законно избранного конституционного правительства Соединенных Штатов Америки. Это измена! Чего вы ожидаете от нас? Ваше здоровье? Премия мира?
«Так что же происходит?»
«Вас отправляют в лагерь переориентации недалеко от Сиэтла. Если вы нам нравитесь, а мы нравимся вам, вы снова станете обычными американцами. Если вы не можете или не хотите вписаться, вы теряете гражданство. Затем ты переезжаешь в любую страну, которая тебя примет».
«Изгнание? Ты наверное шутишь!»
Лессинг улыбнулся устаревшему обороту фразы. «Неа. Идите туда, куда вам нужно. Если вы коммунист, вы можете жить долго и счастливо на том, что осталось от Китайской Народной Республики; им нужны рабочие, чтобы построить свой марксистский рай. У чернокожих есть выбор: шестнадцать поселений в Африке, полдюжины карибских островов или одна из стран Южной Америки с черным большинством населения. Евреям рады в колониях Иззи в России. Они ищут квалифицированных, образованных людей, чтобы построить там новый «Избранный народ», религиозно-расистскую Эрец-Исраэль, состоящую только из евреев. Что касается выходцев из Юго-Восточной Азии и латинян, то они смогут вернуться на родину, как только война закончится. Любые другие нереконструированные либералы… любого убеждения… идут к тому, кто их впустит: в коммуны в России, в наши собственные поселения вокруг нефтяных месторождений в Персидском заливе, в Европу, в Австралию, в Канаду… куда угодно. Если вы никому не нужны, мы устроим для вас здесь своего рода изолированный анклав, где вы сможете заниматься своими делами сами».