«Ваши ребята проверяют, есть ли несогласные?» — спросил Лессинг у Хельма. «Снайперы?»
«Никто. У нас есть прыгуны, летающие поисковыми кругами обратно в кровати, но у некоторых из этих умников-либералов есть дефлекторные одеяла, которые блокируют тепловые датчики, и пластиковое оружие, которое не активирует наши поисковые лучи. На юге, у Индиан-Уэлла, есть еще несколько миль лавовых пещер. Парень мог спрятаться где угодно. Однако рано или поздно мы получим большинство из них, а те, кого мы пропустим, заморозят их ругательства. О, мы просканировали заключенных, которых вы привели. Они чисты. Увидимся, когда закончишь. Он схватил свои карты и ушел.
Лессинг ел суп методично и без интереса. К этому времени Home-Net будет рассказывать миру о его великолепной победе, об этом подвиге личной доблести, об этом Великом шаге вперед для Сил Праведности, Дома, Матери и Яблочного пирога.
Жара вызывала у него сонливость. Ему нужна была Лиза.
— Ты, Мистадет? - голос вторгся в его мысли. Он открыл глаза и увидел маленькую девочку, ту, что с плюшевым мишкой.
«Что?» Из-за грохота и грохота столовых приборов ее было трудно понять.
«Миста Дет. Ты Миста Дет? Девочка вытерла нос грязными пальцами. На ней было платье, сшитое из лоскутного одеяла, а ее ноги представляли собой бесформенные комки мешковины и мешковины армии США.
Маллет рассмеялась. «Она спрашивает, являетесь ли вы «мистером Смертью», сэр». Он указал на черную униформу и серебряные знаки отличия, которые Ренч разработал для кадровых офицеров. Войска по-прежнему носили камуфляж армии США.
Она протянула ему грязного плюшевого плюшевого мишку коричневого цвета. «Унка Джейс сказал показать Подростка Мисте Дет».
«Это мило, но я не…» Ох, черт с ним.
Девушка дернула пластиковое кольцо на мохнатой голове медведя. «Подростковые разговоры, понимаешь».
Денди. Теперь его угостят плохой записью «обними меня, мамочка!» Лессинг никогда особо не имела дела с детьми, но этой женщине он мог посочувствовать: она не виновата, что оказалась здесь.
На теневой завесе его воспоминаний мелькнула еще одна маленькая девочка, молчаливое и жалкое существо на заднем сиденье какого-то автомобиля. Была ли она мечтой? Это казалось таким далеким. Он услышал рыдания и почувствовал в своих руках ее похожее на палку тело.
Медведь заговорил. С грубым британским акцентом там было написано: «Привет, Лессинг! Подросток здесь! Запомнить меня? Джейсон Холлистер?
Чудесный разрыв.
Бог Всемогущий!
Его боевые рефлексы все еще были хорошими. Он выхватил медведя из рук ребенка, дико огляделся по сторонам, предупреждающе взвыл, швырнул игрушку к суповым котлам в самой пустой части столовой и нырнул на девочку. Стулья скрипели и скользили, кувыркаясь под столом.
Раскат взрыва унес все звуки, весь слух, все дыхание и все ощущения.
Посуда и столовые приборы превратились в осколки; горячий суп превратился в огненный напалм; кастрюли и сковородки летели, как пушечные ядра. В плюшевом мишке не только был заряд взрывчатки, но он был напичкан невидимыми шипами: острыми четырехконечными звездами из хрупкого пластика, которые с визгом разлетались во все стороны, разрезая все, что попадалось на их пути.
Прошли секунды, прежде чем начались крики.
Лессинг распласталась на девушке, столешница рухнула на них обоих. Он не знал, пострадал ли он. Бомба упала за прилавком, ограничив прямую силу взрыва. Большую часть ущерба нанесли кальтропы. Мысленным взором он снова увидел людей за стойкой: двух или трех секундантов заключенных, четырех или пяти охранников и кучки кухонных прислуг у кофейных урн. Теперь они все были мертвы.
Он убил их.
Но что он мог сделать? Остальная часть комнаты была забита; десятки бы погибли, если бы он бросил проклятого медведя куда-нибудь еще! Он также не мог броситься и окунуть бомбу в кастрюлю с супом; модемные демо-устройства были водонепроницаемыми.
Ребенок извивался и стонал. Когда он попытался откатиться от нее, он обнаружил, что ранен, но насколько сильно он не был уверен. Они лежали в красной луже, и он инстинктивно понял, что это его кровь, а не ее. Его левая рука не работала, и что-то было не так с лицом. Он исследовал языком и наткнулся только на воздух: левая щека его была либо разорвана настежь, либо отсутствовала совсем. Оба глаза все еще функционировали, хотя левый был затуманен.