«Из тебя выйдет лучший Джейсон Милн, чем Джейсон Милн».
«Все плохо!» Лиза яростно тряхнула своими темно-русыми локонами. «Нет хороших новостей?»
Лессинг сказал: «Мир — это машина со сломанным маховиком: он разваливается на части».
«Мы — то, что держит это вместе», — ответил Ренч. «Наш старый добрый североевропейский этнос. Без нас игра была бы окончена. Мы на самом деле зарабатываем, делаем хорошие дела внутри страны и помогаем родственным организациям за рубежом. И союзники среди некоторых действительно маловероятных этносов, таких как Нация Всемогущего Аллаха Халифа».
«Халифа Абдулла Султани…» — начала Лизе.
«Мне кажется, я встречался с ним однажды». Лессинг увидел мерцание ледяной голубизны, и в его голосе прокралась странная дрожь.
Она улыбнулась, озадаченная. «Работа с нами. Переселение чернокожего населения в Африку».
«Трудно представить: Халиф на нашей стороне!»
«Почему нет? Хорошо для своего народа. Мы помогаем. Не вмешивайся.
Ренч сказал: «Переориентация для чернокожих заключенных-либералов включает в себя курсы, которые преподают люди Халифы. Мы посылаем ему обученных рекрутов, а не кучку отморозков. Он получает то, что хочет, а мы получаем то, что нам обоим нужно: расовое разделение и возможность роста».
«То же самое в Центральной и Южной Америке», — добавила Лизе. Она снова взяла пальто. «Перевоспитание. Они этого хотят; мы помогаем. Партия сильнейшая в Аргентине, Бразилии».
Лессинг нахмурился. «У меня до сих пор такое ощущение, что все разваливается. Мы должны быстро выиграть войну между либералами и революционерами. Тогда нам придется воссоединиться. Иначе колеса и пружины отлетят».
Ренч показал свои блестящие зубы. — Ты сегодня — великий, уродливый сгусток судьбы, не так ли, Лессинг? Позвольте мне сообщить вам хорошие новости: Сан-Франциско вот-вот падет. Прошлой ночью ребята Тима Хелма и некоторые регулярные подразделения… кажется, морские пехотинцы… прорвались через позиции либералов к северу от Уолнат-Крик. Они захватили водохранилище Сан-Леандро и оттеснили противников к Плезантону и Ливермору. Лучше всего предположить, что либералы могут попытаться сдержать Фремонт, но они в бегах, а наша артиллерия готовится обстреливать Окленд и Беркли с холмов. Хороший фейерверк может отпугнуть либералов Сан-Франциско и спасти город. Стыдно это промахнуться».
«Почему они продолжают сражаться?» — грустно подумала Лиза. «Не могу победить».
«По той же причине, по которой мы продолжим идти», — сказал ей Лессинг. «Потому что больше некуда идти. Не на их стороне. Он с трудом поднялся и начал расчесывать свои светлые волосы. Оно стало заметно тоньше.
Ренч сказал: «Времена меняются. Сто лет назад они сказали, что с нами покончено и мы оказались на свалке истории. Теперь их очередь. Колесо сделало полный круг. Юбки поднимаются, затем опускаются, затем снова поднимаются: примерно двадцатилетний цикл. Восемьдесят пять говорит, что всякий раз, когда происходит крупный переворот, как в Пакове, также наблюдается тенденция к авторитарной политике. Либералы были наверху, теперь они внизу, устарели, как пудра для парика. Мы теперь большие дети в квартале… и поверьте мне, мы очень усердно ищем способы не дать качелям снова отбросить нас обратно в кучу дерьма».
Лессинг не хотел говорить о политике. «Позвольте спросить».
«Перво-наперво». Ренч встал и стал крутить диск головидео, пока не нашел на Yama-Net завывающий концерт Banger. Он наклонился к Лессинг и тоже подозвал Лизу. «Только для того, чтобы мы не услышали голос, говорящий: «Говорите погромче в судно, пожалуйста!»».
Лессинг саркастически поднял бровь. «Ой, давай! Безопасность в голове».
«Расслабляться. Годдард в последнее время стал раздражительным. Он создал файлы в Восемьдесят Пятом, в которые я не могу попасть. Не могут этого сделать и дрессированные тюлени Аутрама.